А потом они въехали в тайгу, солнечный свет спрятался, и Анютка повернулась к Матвею:
– Матвейка, а медведи уже проснулись? Или рано им еще?
Матвей задумался, потом сказал:
– Какие-то наверное проснулись. Если берлогу худую выбрал медведь, так ему капель на нос капать начала – от такого кто хочешь проснется.
Анютка представила себе эту картину и звонко рассмеялась, разбивая таежную тишину. Отсмеявшись, Анютка продолжила расспросы:
– Матвейка, а если мишка проснулся, он же злой наверное?
– Конечно, всю зиму ведь не ел, лапу сосал. Сейчас вышел, а есть и нечего – снег пока везде лежит. Вот и ходит, ищет, чем бы поживиться. Особенно ему нравятся девчата… зеленоглазые.
Анютка нахмурилась шутливо, стукнула его маленьким кулачком в плечо:
– А парни черноглазые ему, значит, не нравятся?
Матвей заслонился ладонями и затараторил с наигранным испугом:
– Что ты, что ты? Нельзя ему парней есть – они ведь и стрелять могут начать, да и мясо у нас жилистое. То ли дело девчонка. Мясо нежное, бегать быстро не может, да и ружья нет. Нет, точно девчата ему нравятся.
Анютка прижалась к нему, заглянула в глаза:
– Ну ты ведь меня защитишь?
Матвей покраснел быстро и жарко, потом сказал чуть севшим голосом:
– Ага.
Дальше ехали молча. Тайга просыпалась. Тут и там сновали белки, мелкие птицы перелетали с ветки на ветку, оглашая все вокруг звонкими трелями. Снег густо усыпан шелухой и мелкими чешуйками коры. Где-то недалеко долбит дятел.
И вот из-за сосен прямо перед санями вышагнул лось. Огромный, голова в пол-лошади размером, он величественно прошел мимо остолбеневших людей, удостоив их мимолетного взгляда. Никодим схватился