Lucid dreams. Калина Красная

клиенты, ноги просто отваливаются. Я тут пожаловалась весной Первому, да не с корыстью, а так, слово за слово, когда брила его. Уж очень он любит с простым народом пообщаться: «Не могу я, – говорит, Тоня (они даже имя мое запомнили), не могу я это холуйство терпеть. Все замы так и норовят жопу лизнуть, как хорошо с простым человеком потрепаться, чтоб без подхалимажа, без пи… ну он такое словечко нецензурное сказал, – вспыхнули щеки Антонины. Да, такой он наш, товарищ Первый! Вот и путевку в санаторий мне приказал выдать, в партийный, для аппаратчиков, Мосинский. Только не верьте, что там какое-то спецобслуживание, как говорят, всё как у простых людей, ну правда никто не нахамит, обслуга поприветливей, профорг там один был с фабрики «1 Мая», такой обходительный…

      Мой «Рекорд» забарахлил, по экрану пошла рябь, и картинка пропала.

      – Надо частоту кадров подкрутить – сказала я.

      – А я со своим так делаю, – она подошла к телевизору и грохнула по нему кулаком.

      Изображение наладилось. Началось третье действие – бал во дворце, где принц выбирает невесту. Неожиданно промелькнула мысль: нормальный, он мужик, этот Первый, скорее всего такой же заложник системы, как и все мы. А что, ведь и правда интересно посмотреть на него в неформальной обстановке.

      Антонина начала стрижку.

      – Я слышала товарищ Заливайко достал севрюгу в областном распределителе – скороговоркой шепнула она.

      Я проигнорировала, и наступила пауза, только ножницы над моей макушкой звякали в проворных руках Антонины. На сцене появился злой гений.

      – Вот только, не сердитесь, что я вам скажу, – неожиданно осмелела парикмахерша, похоже успех с телевизором ободрил ее, – домик-то ваш староват, ремонт нужно дать. Глядите, – она сунула в карман халата ножницы и, достав оттуда карандаш, положила его на письменный стол. Карандаш покатился к стенке, – видите, фундамент оседает, – я знаю, сама в таком жила, из Верхнего Лохова я родом. Папка всю жизнь на тракторе, в мазуте вечно. «Учись, – говорил, Тонька, – чтоб работа чистая была». Не дожил, утоп пьяный на Взятие Бастилии, когда я в шестой класс закончила. Так вот, если б вы пошли на прием, ввернули бы Первому, в разговоре, между делом, ремонт, мол, нужен, социальные пособия, ведь вы работник культуры.

      Я хотела возразить, но маска сковала лицо, и даже головой, в крепких руках Антонины, помотать не могла.

      – Не крутитесь, – строго сказала парикмахерша, – ухо поцарапаю. Не думайте только, будто вы что-то сверх нормы просите, я такого насмотрелась на работе, есть люди в любую задницу влезут без мыла, зато и живут получше нашего, а кому-то и положены льготы, не по блату, а по закону, а они молчат. Разве это справедливо, скажите?

      Я посмотрела на стены дома. Конечно, фундамент просел, я и сама знаю, крышу давно пора чинить, стропила менять. Отгоняя эти мысли, я упрямо уставилась в телевизор. Принц, под чарами злого гения увлекся другой, приняв ее за царевну-лебедя, и клялся