Осень: ничего лишнего —
Единоличная истина,
Осень почти божественна —
Но беспомощна.
Мысли зимы болезненны,
Меланхоличные истины
В теле очеловечены —
И беспочвенны.
А по весне бессмысленны
И обезличены истины,
Почва – очеловечена.
В мире ничего вечного.
Про велик
Помню, было мне семь лет,
Мама
Подарила велик мне,
«Каму»,
В масле весь и со звонком —
Что ты! —
Новый велик у меня, с катафотом!
И я стал среди больших —
Равным!
И мужские на локтях
Травмы —
Всем на зависть пацанам
Прочим…
Я на велике с утра и до ночи!
Говорил я: «нипеля»,
«Цепка»,
И трещала в колесе
Щепка,
Прямо в ванной мыл его,
Дома,
Мазал велик каждый день солидолом.
Что мне «Школьник» и «Урал»
(Рама!) —
Лучше в мире не найти
«Камы»!
На четвертый свой этаж
Велик
На руках таскал я сам, еле-еле!
…Но однажды, среди дня
Прямо,
Кто-то взял – обворовал
«Каму».
Как хватило у него
Духу?
Все барашки открутил и сидуху.
Как я плакал-горевал,
Бедный…
С той поры прошло лет сто,
Верно.
Нету велика. Жена.
Скука.
До сих пор ведь не простил я ту суку.
“Уходя по гонобобель…”
Уходя по гонобобель
с небольшим, на час, лукошком —
заверни в клеёнку карту,
соль возьми, котёл и спички;
крепко-накрепко избу запри —
и каждое окошко
закрести, заговори —
как будто к чёрту на кулички
ты уходишь на полжизни;
кто расскажет, где придётся
шастать – ёрзая душою,
заражённой звёздным зудом,
по планете; с кем приспичит
коротать солёным пудом
нескончаемые зимы;
и когда идти – на вёслах,
на ходулях, под сурдинку,
по башкам, на вы, на помощь;
поперёк земной орбиты,
перепутав полдень, полночь;
по пещерам и сквозь грозы,
по пустыне и на льдине…
Уходя по гонобобель,
не забудь о карабине.
Гроза
Воздух вспух – и ринулся вон;
лес, разноголовьем косматым
шевеля, рванину ворон
в пламенные угли заката
сбросил; и наполнился ветер
шумом и сверканием листьев,
вперемешку; и в пересвисте
проводов рассыпался веер
искр; и над неистовым лесом,
где клубилась грозная сила,
вдруг свилась и книзу, отвесно,
треснула слепящая жила;
И… Прошло! Прошло стороной!
Лишь ошеломлённые избы
прошептали: «Боже ты мой…» —
и глядят с немой укоризной.
“…И там, где нет ноге моей”
…И там, где нет ноге моей
земли почувствовать опору
пустого места, и то в гору
уводят россыпи камней,
а то в дремучие долины
по склонам катятся ручьи,
швыряя камни; где лучи
на перекрестьях троп звериных
сквозь кроны воткнуты во тьму
глазниц белеющих скелетов;
где растопить не может лето
в ущельях снег и потому
уходит снова стороною,
ничто не требуя взамен;
и остаётся вновь зиме
кружить над строгою страною
и кутать грозные хребты
в свои торжественные шубы,
рядить в парадные тулупы
кедровой