– В любое время! – уточнила она и подмигнула Валерке блестящим карим глазом, а затем движением головы презрительно указала на Зойкину мать и пустой отцовский стул рядом с ней, дескать, не им чета, в отличие от этих многодетных нищебродов Иваковых, мы-то, чай, скопили кой чего.
Обижаться на Зойку, а тем более ненавидеть сестру из-за того, что она решила выйти замуж за любимого человека! Что за мракобесие! Ну, случилось так, что сестра раньше встретила свою любовь, что ж теперь делать!? Люда улыбнулась, когда вспомнила, как они с Валеркой пришли к ней, упали на колени, умоляя её простить их и дать им разрешение пожениться. Она смотрела в их счастливые влюбленные лица и была искренне за них рада. Ей и в голову тогда не пришло, что это ставит её в какое-то унизительное или двусмысленное положение. Она училась на третьем курсе филфака, ей нравилось жить в городе, нравилась студенческая жизнь, хотя она, сколько себя помнила, всегда хотела быть портнихой, как мама. Валентина не только обшивала своих четырех дочек и трёх сестер, но и еще немного подрабатывала этим и брала заказы, а что – 1 р. 50 коп. за платье! Шила она просто, незатейливо, но быстро и качественно. Научил же её этому, муж Александр, который пришел с войны не один, а с немецким трофеем, швейной машинкой фирмы «Зингер», на которой не просто мог строчить, но даже шил сапоги. Мать была категорически против того, чтобы Люда шла в портнихи, – Хочешь, как я, всю жизнь слепнуть над машинкой? – интересовалась она у дочери. Впоследствии, когда Людмила Александровна, учитель русского языка и литературы с многолетним стажем, рассказывала об этом уже своей дочери, она всегда с некоторой горечью добавляла: «Что ж, а теперь я слепну над тетрадками!»
С самого раннего детства Люда всегда ощущала себя старшей, ответственной за себя, за сестер, за дом, за отца, за болезненную