Пока я не постиг Дао, горы были горами, реки были реками, небо было небом.
В миг постижения Дао горы перестали быть горами, реки перестали быть реками, небо перестало быть небом.
После постижения Дао горы стали горами, реки стали реками, небо стало небом.
Лишь капельки живой воды могут быть удержаны решетом человеческих слов. Тем более когда это перевод с иероглифов. Однако сами эти китайские иероглифы «гора», «река», «небо» позволительно начертывать несколькими разными способами, что дает возможность передачи оттенков смысла.
Игрой смысловых оттенков перенасыщено, между прочим, Откровение Иоанна Богослова. Поэтому суперпозиция их оказывается невместима большинством современных читателей, и они толкуют односторонне или даже гротескно.
Откровение Иоанна долгое время разделяло судьбу Евангелия от Фомы. Его не включали в канон библейский вплоть до V века. То есть до времени, когда уже большинством позабыто было, что в Откровении содержится множество смысловых уровней. Оно трактует не только лишь об эсхатологии мира. Не меньше – ОБ ЭСХАТОЛОГИИ «Я».
И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих (Откр 6:14).
И увидел я великий белый престол и Сидящего на нем, от лица Которого бежало небо и земля, и не нашлось им места (Откр 20:11).
И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет (Откр 21:1).
Море… В писаниях ряда гностиков оно было метафорой смерти, потрясения, морока. Что не распространялось, впрочем, на океан.
Умиление
«Потрясенный сделается умилен». Итак, НАШЕЛ и был потрясен… и вот уже немного совладал с потрясением и взор ума начинает различать определенные детали сияющего Единого, которое теперь открыто ему. Такую примечательную деталь, например: смерти нет. И многое другое подобное.
От этого потрясение перерождается в УМИЛЕНИЕ.12 Которое, может быть, изъяснить не проще, чем самый Предмет его.
Разве что получается иногда намек по контрасту. Поэту и великому духовидцу Даниилу Андрееву выпало жить в эпоху, контрастную каким-либо умилениям. И вот как, приблизительно, пишет он в книге «Роза мира» (а это главный труд всей жизни его):
«Я счастливейший из людей, потому что Всевышний вдруг дал мне увидеть все, как оно есть ВОИСТИНУ. Исторгнутый – или, точней, ВОСТОРГНУТЫЙ – из обыденного видения, перестал я терзаться несообразностями, несправедливостями, уродствами, пятнающими благость и красоту течения