– Кроме того, – охотно продолжил Александр, вторя ему с каким-то мазохистским удовольствием, – совершенно непонятно, почему цветок покоится на трёх странно скрученных стебельках, а также зачем было называть картину «Стыд орхидеи», если на ней изображена лилия.
– Я об этом как-то не думал, – примирительно ответил Артём. – Но как вы можете сравнивать эту работу со своими предыдущими произведениями? В этой картине нет никакой концепции – то ли дело ваши знаменитые циклы портретов «Луна», «Зверь» и «В белую ночь». Простите, пожалуйста, за то, что я сейчас скажу: я, наверное, не должен так говорить, но я скажу. Такую картину под силу создать выпускнику художественного училища. Моя соседка по парте Надя Полозова – мы учились в историческом лицее, но у неё были неплохие способности к живописи – нарисовала нечто очень похожее в девятом классе. Только там вместо лилии был нефтяной танкер.
Глаза художника опасно сверкнули. Он порывался что-то вымолвить, но вместо этого горько рассмеялся и сделал ещё один глоток из бутылки, на этот раз более лаконичный.
– Вы меня сейчас убили в самое сердце. Даже не знаю, как с вами дальше вести беседу. Сравнить мою лилию с железной букашкой…
– Я сказал вам это лишь потому, что хотел подчеркнуть безупречность ваших предыдущих циклов! – горячо начал Артём Царицын. – Я впервые увидел «Луну» в десять лет, когда только открывалась выставка на Яузе. Из семи портретов мне больше всего понравился «Цыплёнок»; меня поразило, как можете вы соединять в себе схематичность Малевича, экстравагантность Поллока и эмоциональность Кристин Комин. Родителям приглянулась последняя, «Пиршество крови», но в целом мы сошлись на том, что это абсолютно новое слово в русской живописи последних лет. Вы настолько точно, настолько филигранно вычерчиваете фигуры этих людей; законченность в каждой детали, ни одного лишнего штриха. Каждый мазок, каждая линия несёт смысловую нагрузку! Эти картины словно бесконечный лабиринт, блуждая в котором вы открываете всё новые смыслы. Словно огромный компьютерный процессор на художественном полотне – кто ещё может писать, как вы? И вместе с тем – какие сочные, свежие цвета, какие захватывающие контрасты! Соединить аполлоническую архитектуру линий и дионисийскую свободу буйных красок – вы примиряете противоположное, чтобы получить совершенство!
Белов сидел не шелохнувшись, опустив глаза к долу. После того как последний отзвук патетической речи Артёма растаял в пространстве, художник задумчиво водрузил подбородок на сжатый кулак левой руки, потянулся к бутылке, но затем передумал и лишь