Кораббу очень хотелось оказаться верхом на добротном скакуне, посреди песка, под палящим солнцем. Тот, кто не бывал в пустыне, никогда не поймет, какое это чудо – вода. Здесь же воды столько, что ноги начинают гнить. Так же неправильно.
– Кошмарная страна, – пробормотал он.
Флакон хмыкнул.
– Скорее бессмертная. Под каждой корягой, под каждым валуном здесь копошатся призраки, слой за слоем. Совы, кстати, их видят. Бедняжки.
Спереди снова зашипели.
Начался дождь.
Даже небо презирает воду. Кошмар.
Трантало Кендар, младший из четырех сыновей в клане бенедов (тисте эдур, что живут на побережье), величаво восседал на своем скакуне, чем, увы, не могли похвастаться его спутники. Во всем отряде только он находил общий язык с лошадьми. Во время завоевания Трантало едва-едва исполнилось пятнадцать. Крови он не нюхал и о том, что такое война, знал только потому, что ходил в учениках у дальней родственницы, которая служила целительницей в войске Ханнан Мосага.
Так ему пришлось столкнуться с тем страшным следом, какой война оставляла на прежде здоровых и сильных воинах: ужасающие увечья, гноящиеся ожоги, отсохшие конечности – результат летерийского колдовства. Разыскивая раненых на полях сражений, Трантало узнал, что таким же боли и мучениям подвергались и летери.
С тех пор жажды сражений у юноши заметно поубавилось. Сверстники находили в этом повод для насмешек, но они не видели вывалившихся кишок и раскроенных черепов, не слышали отчаянных стонов о помощи, на которые откликались лишь чайки да воронье. Они не перевязывали бесконечные раны, не смотрели в пустые глаза солдат, напуганных осознанием собственной смертности или того хуже – раздавленных уродством, потерей рук и ног, утратой смысла жизни.
Трантало не замечал за собой ни особого ума, ни талантов, разве что к верховой езде, но все же попал в отряд с одиннадцатью бывалыми воинами-эдур, четверо из которых, включая командира – Эстава, старшего из братьев Кендар, – происходили из клана бенедов. Он гордился тем, что ехал во главе колонны, направлявшейся по прибрежному тракту к замку Боарал. Там им надлежало, насколько он понял, наказать летери за какой-то проступок.
Это была самая дальняя поездка Трантало на юг от Ренниса с того дня, когда он вырвался из-под теткиной опеки (та жила неподалеку от города Оул). Стен Летераса юноша не видел, как и побоищ под ними, – и к счастью, ведь, по рассказам, колдовство, которое творилось в заключительных боях, страшнее некуда.
Жизнь в Реннисе исподволь приучала его к превосходству. Одной только принадлежности к народу тисте эдур хватало, чтобы вызывать у раболепных летери страх и подобострастие. Последнее очень льстило. Страх, конечно, печалил, однако юноша не питал иллюзий и понимал, что подобострастие, которым он так наслаждался, происходит именно из страха.
– Угроза расправы – вот что делает этих жалких созданий покорными, – так сказал ему Эстав в первые дни после переезда в Реннис. – И порой, мой юный брат, нам придется напоминать