– Наверное, надо понаблюдать, чтобы потом спокойно на реку выходить.
Карпинский продолжал наблюдать за группой казаков с крайнего струга. Он заметил, как вдруг один из сидящих у костра встал и, махнув остальным рукой, пошёл в их сторону. Казак на ходу развязвал тесёмки на поясе. Ясно, облегчаться идёт.
– О, смотри, чистоплюй какой. Пошёл гадить подальше от своих, – рассмеялся Карпинский, – на нас сейчас выскочит. Отойти надо.
– Дай-ко, – попросил бинокль Кузьма, – а-а, так и есть, Ивашка Репа это. Плавильщик московский, литейных дел мастер.
– Кто? – Новиков сузил глаза.
– Плавильщик, ну по железу мастер… – Кузьма не успел закончить, как Новиков начал править лодку, чтобы обогнуть остров.
– Ты что, сдурел? – зашипел на Василия Пётр.
– Сейчас помолчи, Петя, пожалуйста, – зло сказал Новиков, – Лопахин, со мной. Пётр, прикрывай.
Лодка почти пристала к берегу, ткнувшись в широченные стебли осоки, вызвав этим кучу мелкой противной мошки. Два морпеха скрылись в высоченной осоке, с трудом выдирая ноги из прибрежного ила. Прошло минут пять, Карпинский весь извёлся, водя стволом на любой шорох, доносящийся с берега. Кузьма, закусив губу, держал в напряжённой руке широченную саблю. Пётр, отсчитывая минуты, волновался всё больше, томила тишина. Наконец, не выдержав, стал потихоньку вылезать из лодки. Вода чавкала под ногами, месившими ил, на берегу сразу стало жарко, да ещё и мошки липли к мокрой коже. Пётр осторожно двигался по следам товарищей, услышав доносящийся шум, он присел, выставив «калаш» в сторону подозрительных звуков.
Послышалось тяжёлое дыхание и шипящий мат. Это Новиков. Всё нормально. Сдвинулся с пути, пропуская уже троих людей. Пленник не сдавался, порываясь освободиться или хотя бы заорать. Измазанная грязью лапа Новикова держала извивающемуся человеку рот.
– Долбани ему по башке, – прохрипел Новиков Карпинскому.
Пётр, сглотнув, ударил пленника, тот сразу обмяк и перестал извиваться.
– Ф-фу, – опустился на землю Новиков, – ну и силища, вроде небольшой мужичок, по сути пацан ещё. А силён, как кабан, еле дотащили.
– Прикинь, я его первый раз не достал прикладом, вывернулся – и на меня. Хорошо, Женька сзади зашёл. Еле скрутили.
Лопахин, тяжело дыша, сидел, вытирая лившийся со лба пот.
– Всё, потащили его в лодку, пока не очухался.
– Может, сначала портки ему наденем? – Женька показал на измазанного грязью пленника.
– Вот ты и надевай, – ухмыльнулся Новиков.
Небольшого роста пленник был неожиданно тяжёлым, тащить его было сплошное мучение, а если прибавить вьющуюся мошкару, топкую грязь под ногами и оглушающую жару, которая бывает лишь у водоёмов средь полусухих зарослей осоки, то картина подвига с похищением получалась полной.
– А зачем вы его? А, понимаю… – начал было Кузьма.
– Не болтай, принимай его, бережно. Как бы лодка не перевернулась, – Новиков озадаченно смотрел, как та оседает