– Не ожидал я таких известий, Савелий. Бог свидетель, не ожидал, весьма добрая весть, весьма. Да. – Кузьмин молчал, ожидая, что Борецкий продолжит свою мысль. – Мой отец рассказывал мне ещё в отрочестве о бежавших встречь солнцу из Великого Новгорода семьях бояр. Но… мне казалось это красивой легендой, ведь ни нам, Борецким, ни вам, Кузьминым, не удалось отстоять права жить в отчине. Мы смирились с этим. Другие смиряться не желали, а ушли.
– Стало быть, теперь вернулись, Дмитрий Васильевич?
– Вернулись? Наперво, проверить сие надо крепко, убедиться в том, что не наговор это.
– Так проверим же. Отослано ещё по письму в Великий Новгород к боярину Авинову Петру да в Тверь, боярину Судакову Анисиму.
– Крепкие то наши люди, а мошна у них ещё крепче, – усмехнулся старик.
Разговор тянулся степенно и неторопливо, прервавшись лишь на воздаяние должного уважения трапезе. Воистину, умение стряпух боярина Борецкого было известно округе не хуже купеческой удачи Кузьмина.
Перед сном Кузьмин взвешивал в мыслях разговор, мечтая о великих делах. Ведь Сибирское царство стоит на полпути от царства Индийского и Китайского, а это давало огромные возможности для успешной торговли. Рашид, его поставщик тонких тканей из Хивы, много раз упоминал про близость этих богатых царств, о торговле и богатых барышах, сулившихся при торговле с ними. Да и к пушнине поближе, можно будет скупать её у вольных казачков да туземцев и по меньшей цене. Так, размышляя о выгодах сибирской торговли, Савелий Кузьмин незаметно угодил в цепкие объятья Морфея.
Удинский острожек, май
В мае Карпинский опять вернулся в острожек, сменив предыдущую партию морпехов, только теперь в пятёрке поселковых появился новичок – молодой тунгус из первого разбитого кочевья. Он уже вовсю разговаривал по-русски, так что проблем, которые были раньше, не существовало. С казаками за зиму сдружились конкретно, мужики оказались мировые. Правда, поначалу они казались какими-то нелюдимыми, но то было попервости. Со временем мужики совсем скорешились, кстати, Пётр узнал много интересного и в то же время пугающего о жизни Московского государства и простых его людей.
Интересными были рассказы о приключениях казаков в Сибири, о городках и острожках, ими строимых. О быте, о семьях, правда, некоторые, такие как Афанасий Хмелёв, семьи своей и не знали. Воспитывался при церкви в Свияжске, работал на церковных полях, рубил лес, строил. А с семнадцати лет просто взял и ушёл в Казань, прибился к небольшой ватажке казаков, отправляющихся в Сибирь на промысел ясака да приведение под государеву руку диких племён. Так и мотался по Сибири, пока не осел в Енисейском остроге, став десятником у Петра Бекетова.
Пугающими были рассказы казаков о смуте и запустении в Московии, о голоде – привычном спутнике крестьянина, о войнах и походах иноземцев