В комнате слишком тихо без него и скошенные стены словно давят. Мне хочется убежать отсюда, но я слышу, как внизу ругается его мама. Она ругается с тем, кого я знаю. Максом. Иногда его голос напоминает мне голос Калеба. Иногда, заслышав его, я не сразу вспоминаю: Калеба больше нет.
– Не надо ей здесь находиться, – говорит он. – Я же сказал, что сам это сделаю.
– Это сделает она, – раздается в ответ.
И я понимаю: это мое наказание.
Потрепанная бейсболка
Я убираю цепочку себе в карман, оставив джинсы на полу. Оглядываю груду коробок, выставленных мамой Калеба у стены возле двери. На дверной ручке висит бейсболка, зажатая сбоку коробками. В остальном комната не тронута, она точно такая, какой была в то мгновение, когда Калеб в последний раз ее покинул.
Я так ясно себе это представляю – то, что происходило в этой комнате тем полднем, – словно находилась тут рядом с ним. В окно стучит дождь, над головой жужжит вентилятор. Калеб переодевается, скидывая на пол футболку и джинсы. Наверное, он спешил, поскольку одежда так и лежит здесь, а он обычно не ленился убирать грязное белье в корзину, которая стоит в трех шагах от его кровати в шкафу. Затем он уходит. На узкой лестнице перепрыгивает разом через пару-тройку ступенек, отталкиваясь ладонями от стен. С Калебом всегда создавалось ощущение, будто он куда-то спешит.
Я представляю, как эта комната навечно остается такой – застывшей во времени, с запертой дверью, к которой никого не подпускает его мама. Вот только его семья уезжает. Уезжает отсюда, уезжает из города. Оставляет все позади. Прошел месяц с похорон, полтора месяца с половодья, почти два месяца с разрыва наших отношений. Но я стою в его комнате, и мне кажется, будто этих двух месяцев не было. Приходится напоминать себе: Калеб не войдет сюда и не спросит, что я здесь делаю.
Я слегка прикрываю дверь, чтобы взять первую коробку и видавшая виды бейсболка Калеба покачивается из стороны в сторону. Она синего цвета с белым логотипом фирмы «Найк». Козырек выгнут, края обтрепались и поблекли, выцвели от соли и солнца. Бейсболка напоминает мне о том, как Калеб повернул в мою сторону лицо в нашу первую встречу позапрошлым летом, на пляже.
Мы с Хейли сидели рядышком на полотенцах, потягивая последнюю холодную газировку из кулера для охлаждения напитков, в котором растаял весь лед. Послеполуденное солнце нещадно жгло обнаженную кожу. На Хейли падала тень от Софи Бартоу – в прошлом году у них был какой-то совместный урок, но я Софи знала плохо. Она забила рядом с собой местечко и, обернувшись, подзывала кого-то к себе. Сначала я увидела Макса. По слухам, этим летом он начал встречаться с Софи. Макс шел, размахивая полотенцем и болтая с Калебом. Увидел поджидавшую его Софи, поймал мой взгляд и помахал рукой. Я помахала в ответ.
Калеб склонил голову набок и что-то ему сказал. По его словам, в тот день он впервые меня увидел и спросил друга, кто я такая. Макс ответил: «Джесса Уитворт. Сестра Джулиана». Макса я знала давным-давно, еще со