Наконец первый в колонне ЛиАЗ со студентами «единички» запыхтел.
– Всё, Стан, я понял, если она придёт, всё передам. Не волнуйся, – Кранчевский в очередной раз пожал руку Стальнова, задержавшегося на ступеньке автобуса. Новая короткая стрижка, как в каталогах западных стран, необыкновенно шла юноше. Чёлка, педантично уложенная на бок, придавала ему примерный вид. За поведением Володи из автобуса следило несколько пар девичьих глаз. Ира Кашина рассеянно слушала тёзку Масевич, устроившуюся перед ней. Гимнастка-«художница» поселилась в общежитии с Чернухиной и Станевич. Город Фрязино, где жила её мать после развода, ей не нравился, поэтому Ира всем врала про то, что могла бы жить в Москве, да с отчимом не ладит. Кашина, для которой место проживания было едва ли не основным фактором для дружбы, симпатизировала гимнастке.
Друзья оказались правы: новую дачу ребята получили потому, что Володя понравился дочке хозяина. Воспользовавшись этой слабостью, Стальнов посчитал себя обязанным поддерживать отношения с Ларисой Королёвой. Впрочем, делал он это деликатно, вежливо и без всяких обещаний. Вчера, обманув по телефону, что раньше вернуться от родителей из Кимр не мог, Стальнов почувствовал, что Лариса сердится, а теперь понял, чего опасался. «Не хватало ещё, чтобы она засветилась перед всей этой толпой», – думал Володя, оглядываясь. Уже сев в автобус, он бодро крикнул Виктору через открытое окно:
– Мишке Шумкину скажешь, что сапоги Юрок ему припас, – он скинул ношу с плеч прямо в руки друга. Галицкий, «забивший» место, утвердительно выставил