Опять осторожно подкравшись к палаточному окошку, он заглянул в него – все пятером, сидели на кроватях, друг против друга, продолжая играть в нарды, хохоча над чем-то. Сергей окинул вокруг себя территорию взглядом – никого по близости не было. Он достал из кармана эфку*,… выдернул кольцо из гранаты,… отпустил чеку,… раздался характерный щелчок,… он начал считать:
– Раз,… два,… три,… – и на счет «три», бросил эфку в окошко, в это же мгновение рухнув на землю. Когда он еще падал, раздался взрыв…
Устойчивый шум в ушах, говорил ему, что он жив, и всего лишь, слегка контужен. Открыв глаза, первое, что он увидел, сквозь дым и пыль, это то, что четверть палатки словно корова языком слизала. Потом увидел перевернутые кровати вместе с тумбочками, разбросанные постельное белье, какие то вещи, и пятерых лежащих в разных позах солдат. Гимнастерки на них превратились, в лоскуты от взрывной волны, пороховые газы, неся в себе с огромной скоростью, частички сажи, проникли под кожу, сделав местами их лица и тела серого цвета, осколки от гранаты, в большинстве своем достигли цели, и посекли их всех в фарш. Двое из пятерых были еще в сознании, они корчились от боли, и один из них истошно кричал:
– А-а-а-а!… Помогите!… Мама!… А-а-а-а!… Помогите!…
Сергей все правильно рассчитал, но при этом, сильно рисковал сам. Брось он гранату сразу, то у дедов был бы шанс спастись, т.к. эфка взрывается через четыре секунды, после отпускания чеки. И если б они, моментально среагировали, и отскочили в стороны, упав на пол, то могли остаться живы. К тому же, взорвись граната на полу – у нее была бы гораздо ниже поражающая способность. А в этом случае, она, влетев в палатку, разорвалась между дедами, сидящим на кроватях друг против друга, на уровне груди – эффект поражения был максимален, на сколько это возможно. Но при этом, ошибись Сергей хоть на сотою долю секунды – он сам бы стал жертвой подрыва.
Савельев, полежав еще пару минут, поднялся, посмотрел по сторонам – отовсюду, на взрыв, бежали бойцы и офицеры. Спокойно отряхнувшись от пыли, он подошел к лежащим дедам. Явно разглядев в окровавленных, бездвижно лежащих телах, двух из «Святой троицы», пошел к огромному, корчившемуся от боли Зарубину, который к этому времени сел на пол, и оперся на перевернутую кровать. Он прикрывал своими огромными лапами раны на животе и груди, совершенно не замечая, что у него над бровью огромная дырка, из которой, пульсирующе, вытекает кровь. Николай не кричал, как другой дедушка, а только как то кряхтя, не сильно дергался всем телом в разные стороны, смотря