1. Всё про любовь…
«…самым важным элементом моего подхода является осознание того, что за любым поведением, даже за тем, которое кажется нам очень странным, стоит любовь…»
Берт Хеллингер
Акварельные карандаши, альбомы, листы бумаги с детскими рисунками, творческий беспорядок. Алиса складывает карандаши в коробку.
– Вот ты говоришь, он любит меня. Если посмотреть с одной стороны, ты сказала глупость, а с другой стороны – правду. Вопрос: на сказанное можно ли посмотреть? И можно ли послушать одно и то же с разных сторон? Можно. – Алиса обращается к Рите и одновременно беседует сама с собой. Рита не очень понимает её. – У любви столько направлений, видов, подвидов, – продолжает Алиса, – я бы написала учебник про любовь для начальной школы, для старшей, и университетский курс, и ещё продвинутый. Про языки любви, её проявления, пути. Думаю, это может быть даже полезней математики. Математика нужна, очень. Но! Важно изучать именно любовь и про любовь. Я бы открыла такую школу. А математику можно факультативно, или как-нибудь дома, с родителями и родственниками, по пятнадцать минут в день перед ужином. А то ерунда в жизни получается. Всё перепутано. Математику все учат часами, формулы сложные пишут, правила зубрят, теоремы, а про любовь ничего не учат. Между тем, кого волнует математика так сильно? Какой процент мужчин и женщин из-за алгебры страдает и не спит ночами? Школьники с домашними и контрольными работами не в счёт. Кстати, они переживают не за алгебру, а за свои оценки, от которых, как они часто думают, любовь к ним зависит. Как всё запущено, – вздыхает Алиса. Рите не становится понятней. Алиса откладывает в сторону коробку с карандашами и принимается прибирать рисунки, добавляет, – Рита, ты если захочешь, можешь посмотреть очень спокойно и внимательно, и поймешь, кого он любит. Только надо быть в состоянии, когда ты именно смотришь, только смотришь, воспринимаешь, видишь, а не делаешь выводы!
***
Вечером Рита смотрела на играющих детей. Старалась внимательно. Только смотреть. Игры у них были очень тихие и сосредоточенные. Обычно дети шумнее.
Руслан сидел в кресле рядом. Он редко с детьми играл, это могли делать Алиса и Фома, но он присутствовал при игре. Просто был рядом.
Дети такие разные, внешне. Майкл смуглый очень, цвет кожи темнее чем у Руслана, глаза большие, красивые, черные, длинные черные ресницы, густые черные волосы. Был бы волшебный мальчик, если бы не тяжесть во взгляде. И ощущения от него у Риты – как от колдуна из страшной сказки. Майкл и есть колдун. Сидит себе и перекладывает с места на место не игрушки, а камни, иногда что-то строит, иногда гладит кота. Все занятия у него не очень-то и детские: наблюдает, думает, или следит за Русланом. Если смотреть на Майкла долго и пристально, может стать страшно. Колдун в доме, или демон. Никого, кроме папы не слушает. Никто с ним, кроме папы и не общается. Разве что Алиса.
Все зовут его на русский манер Мишка, а он Майкл. Жесткий, сильный, телом крепкий, рослый; видимо в Руслана. Даниэла ни на Майкла, ни на Руслана не похожа – хрупкая, нежная вся, светленькая, с тонкой кожей, шелковистыми вьющимися волосами очень редкого оттенка, с пепельным отливом. Глаза её светло-серые, иногда в ясный день голубыми кажутся. Как так? Мастями разные дети, всем разные. Характерами тоже. Майкл упертый и вредный, себе на уме, замкнутый, наглый, странный, не признающий правил приличия, вообще ничего и никого не признающий, кроме Руслана. Даниэла – милая, общительная, когда освоится; скромная, приличная, вежливая, застенчивая, немного пугливая, аккуратная.
Наступает вечер – Руслан уложил детей спать, и спускается в гостиную, Рита спрашивает:
– Это точно твои дети?
– То есть? – он останавливается, смотрит на Риту удивленно.
– Это точно твои дети? Или приемные?
– Точно мои.
– От одной женщины? Ты уверен?
– Уверен.
– Могли ведь и подменить в роддоме, – серьезно говорит Рита. Уж слишком Майкл и Даниэла разные.
– Я видел, как они родились.
– Как?
– Как видел? Глазами.
Рита удивляется, очень.
– Ты был в роддоме?
– Дети родились дома.
– Почему?
– Так мы решили.
Любопытство сильнее ревности. Все те дети, которых Рита знала, рождались без присутствия пап, иногда вообще этих пап не было, да и вообще дети и роды – дело женское.
– Ты хочешь сказать, что присутствовал?
– Да, а что?
– Странно.
– Что странно?
– Все это, и то что ты был на родах, и дети странные. Как будто они из разных семей, я вообще ничего общего не вижу. Может быть все не так, как ты говоришь, не могут в одной женщине нормально жить такие разные дети. Не верю. И мужчин никогда в жизни не видела таких, которые бы на родах присутствовали;