Страдают ли государственные финансы демократического капитализма от переизбытка демократии? Если проследить истоки сегодняшнего фискального кризиса, то мы обнаружим, что самый резкий скачок увеличения задолженности со времен Второй мировой войны приходится на период после 2008 г. (рис. 2.1), и, очевидно, он не имеет никакого отношения к инфляции, вызванной демократическими требованиями электората. Если тут и замешаны возросшие требования, то они исходили от проблемных банков: попав в трудное положение, они смогли провозгласить, что «слишком крупны для банкротства», т. е. так важны для системы, что заслуживают спасения из рук политиков. Не последнюю роль в этом сыграли их многочисленные агенты влияния в государственном аппарате, например Хэнк Полсон, бывший шеф банка Goldman Sachs и министр финансов в правительстве Дж. Буша-младшего[63]. Поступая таким образом, банки играли на опасениях граждан и правительства по поводу обрушения реального сектора экономики. Благодаря этому был расчищен путь для дорогостоящего спасительного кейнсианства, прикрытого лозунгом недопущения коллективного обнищания и не имевшего ничего общего с беспечным обогащением массы избирателей. Снижение темпов роста, которое тем не менее последовало, во многих странах привело к увеличению заемных средств по отношению к собственным, сюда же добавились расходы на реализацию дополнительных программ повышения экономической активности и операции по спасению банков от банкротства. То, что углубление фискального кризиса после 2008 г. никак не связано с чрезмерным присутствием демократии, а имеет прямое отношение к финансовому кризису, подтверждается и количественными исследованиями, обнаруживающими положительную корреляцию между размером финансового сектора страны и величиной нового, послекризисного долга [Schularick, 2012].
Рис. 2. 1. Рост государственного долга начиная с 2007 г.
Источник: OECD Economic Statistics Outlook: and Statistics Projections, and Projections.
Как мы убедились, резкий рост финансового сектора в последней трети XX в. во многом связан с фискальным кризисом богатых демократий. Его дерегулирование и раздувание началось в США в 1980-е годы, когда администрации Рейгана пришлось бороться со снижением темпов экономического роста и фискальными последствиями соответствующего сокращения налогов [Krippner, 2011]. Ожидалось, что при большей свободе финансовой отрасли, во-первых, удастся выправить хронический дефицит платежного баланса путем привлечения иностранного капитала и обеспечить привычный уровень жизни населения[64], а во-вторых, государство получит возможность профинансировать собственный дефицит. Последний, в свою очередь, отчасти был связан с подавлением инфляции в начале 1980-х годов и с проведением Федеральной резервной системой США политики высоких процентных ставок. Это положило конец обесцениванию государственного долга и вследствие начавшегося экономического спада и кризиса занятости привело к повышению требований