* * *
Я все еще пытаюсь идти, как статная леди, стараясь держать осанку, но старость норовит скрутить меня в бараний рог. Мои уставшие ноги, словно бетонные сваи, ступают по треснутым от времени плитам, давно позеленевшим от плесени, и будто врастают в них. Внезапный порыв ветра напоминает о скором приближении грозы, и я вижу, как с севера на графство надвигаются синие тучи.
Пахнет подгнившей листвой.
Теперь я иду меж пожелтевших местами выщербленных ветром и дождем статуй – героев древних сказаний: воинов, музыкантов и богинь – покрытых мхом, в трещинах и плюще. А ведь когда-то давно они были девственно белоснежными, и теперь я уже не в силах им помочь, ведь я едва могу позаботиться о себе.
Статуи привезли сюда из усадьбы Себастиана сразу же после переезда. Будучи на королевской службе он выиграл их в карты у одного торговца антиквариатом.
У молчаливых статуй богатая история.
В скором времени их сровняют с землей тракторами. Я точно знаю их дальнейшую судьбу – земля поглотит их так же, как поглотит все за пределами этого забора. Отсюда нет выхода – ни для людей, ни для статуй.
– Здесь обиталище смерти, земля червей и могильная яма…
По правую руку от меня здание погоревшей столовой. Оно напоминает мне о том времени, когда в поместье жила прислуга и, даже, был садовник.
– Кажется, да. Определенно – садовник Эцио! Он рассказывал тогда еще молодой Трис о культурах роз, на южном побережье Черноморья, родом, откуда он был.
От этих мыслей мне хочется улыбаться.
Но лишь на мгновение.
Вскоре денег стало едва хватать на еду, и прислуга ушла. Последней каплей стал несчастный случай с дочерью кухарки – молодой девушкой, которую нашли повешенной на деревянной балке в подвале.
Я помню, как меня разбудили и привели в подвал. Все были напуганы. А кто-то даже сказал, что поместье проклято!
– Мне нечего вам возразить… – ответила я им в тот день, – вы все можете уходить. – А сейчас я смотрю на статую рокосской богини винограда и, словно оправдываюсь: – Мы едва сводили концы с концами.
В то время Себастиан, пробовал работать подмастерьем плотника на рыболовецком судне, а после, и вовсе замкнулся в себе, потому что его гордость не позволяла ему переступить через себя, а старая травма ноги, записаться хотя бы солдатом на границу.
Аристократ или простолюдин, сын мясника в прошлом или бывший разжалованный военный гвардеец короля в недавнем будущем? Он не мог опуститься до промысла простого чернорабочего. Он презирал свое происхождение, и всякий раз выходил из себя, если хоть кто-то напоминал ему о нем. А как-то раз, он ударил собственного брата на рыночной площади, и очень переживал на этот счет. Детали Себастиа не рассказывал, а я и не спрашивала, уж слишком безумным в тот день, было выражение его лица.
В этой