Безмятежным, как небеса.
Я плела свои микро-измены,
Легкий флирт у камина и сон.
Ты был зол, равнодушен и верен:
Ты в меня был совсем не влюблен.
В час тоски, когда утро так близко,
Я рассталась с тобою на раз.
Я ушла от тебя по-английски,
Без унылых штампованных фраз.
Ты засядешь в своем кабинете,
Напевая,
«The world is mine».
Здравствуй, декаданс.
Тавтология мимо.
Только шелковые крылья и рай.
Питер
1
Магнитные бури сегодня в Питере.
Медный Всадник сгрыз парацетамол.
Нева потемнела в оверсайз свитере.
Всем сносит крышу, вот это прикол.
Летний Сад завшивел румяными селфиистками.
Шарфики Барбарри4 пляшут на ветру.
Клонит в сон от Есенина. Перехожу на Улицкую.
Шнур опять женился. Точка. Ру
2 Весенне-ведьминское
Франсуа Озон не представляет,
Как хорошо от кефира бывает,
По Станиславскому клево бывает,
В пять утра по Москве.
И Зигмунд Фрейд не представляет,
Какие субличности мной управляют,
Как виртуозно они управляют
В городе на Неве.
И Маэстро Булгаков не представляет,
Как крем Азазелло на кожу влияет.
И сколько хороших ведьм вылетает
Из корпоративной среды.
3
Вот и все, и я больше не при-надлежу – тебе
А – этому городу. И ночью, едва дыша,
Благодарю, что не тобою помята моя постель
И секунды – словно над пропастью – не спешат.
Я искала пути спасенья у всех ветров
И без ответа возвращалась домой в закат…
И в начале начал мы с тобой наломали дров,
Но тогда казалось, ты даже был этому рад.
И твое молчанье похоже на дивный сон…
А мое молчанье – на небывалую грусть.
Вот и все, и я больше не твой возлюбленный клон,
Вот и все, my darling. И пусть же так будет. Пусть.
4
Дженерейшн Некст5, с утиными улыбками,
С идеально выверенным профилем,
Вы по-русски пишете с ошибками
И не увлечетесь философией.
Всюду пустота и междометия,
Сбывшийся фантом страниц Пелевина.
Между гамбургером и ветвистым лендингом
Лабутенов громадье заселфилось.
Что же будет с вашим поколением,
С пораскрытыми до самой попы чакрами?
Я стою у памятника Ленину,
Белоснежного, как Орбит без сахара…
5
Зима —
осколок работы Питера Брейгеля,
суетливых людей,
сбежавшего эго,
вечно мерзнущих пальцев,
серого неба
с налетом усталости,
обветренных губ.
И тянутся