– Это я, – сказал Лютер.
Робби, пережевывая то, чем был набит его рот, сказал:
– Дасэр. Смотрел какую-то лабуду по телевизору.
– Жуешь?
– Мексиканские чипсы и гуакамоле.
– Слушай, ты говорил кому-нибудь о том, что мы нашли в доме Коры?
– Отметился, приехал домой, свалился. Ни с кем не говорил.
– Точно ни с кем? Это важно.
– Ни с кем. Только с собой, может.
– А Мелани?
– Она в Айдахо – гостит у мамы. Забыли?
– Да, я знаю. Дом Коры сгорел дотла.
– Почему меня это не удивляет? Люди глупы. Я вам нужен на месте?
– Нет. Мне нужно только одно: никому не говори, что мы были в доме. Ни одной живой душе. Ни слова о тетрадях, которые мы нашли.
– Не хрен делать.
– Это чертовски серьезно, Робби.
– Я слышу, шериф. Вы меня немного напугали.
– Хорошо. Даже этого разговора между нами не было.
– Какого разговора?
Лютер отключился.
Чем ближе подъезжал он к дому, тем сильнее жал на газ, хотя и не отдавал себе отчета в том, что боится приехать и увидеть нечто ужасное, случившееся с его домом, его семьей. Но все оказалось в порядке.
32
Джейн снился Ник, любовь всей ее жизни. Хороший, живой сон, реалистичный, что бывает редко: его рука на ее шее, на ее груди, поцелуй в ее голое плечо, его лицо, светящееся в янтарном полусвете и жидких тенях, посреди какой-то безымянной местности – и ее поглотило не желание, а ощущение безопасности в его объятиях.
Но когда он заговорил, все надежды услышать слова любви от ее любовника не оправдались – вместо них она услышала голос человека, который два месяца назад очаровал Трэвиса, а потом угрожал Джейн по телефону: «Замечательно доверчивый ребенок, и такой нежный. Мы, конечно, могли бы забавы ради засунуть этого шельмеца в какую-нибудь змеиную нору в недоразвитой стране, сдать его какой-нибудь группировке вроде ИГИЛ или „Боко Харам“… – Нежное прикосновение Ника стало грубее, а когда Джейн попыталась вырваться, он крепко ухватил ее. – Некоторые тамошние головорезы ужасно любят маленьких мальчиков, не меньше, чем маленьких девочек… – Его глаза перестали быть глазами Ника, смотрели злобно и холодно. – Может, ему даже дадут подрасти лет до десяти-одиннадцати, а когда он надоест местному варвару, его хорошенькую головку отрежут».
Она проснулась вся в поту, села и долго не могла нащупать выключатель одной прикроватной лампы, потом другой. В комнате никого больше не было, но она вытащила пистолет из-под подушки, на которой лежала бы голова Ника, будь он в живых и рядом с ней.
Цифровые часы показывали 4:08.
Уснуть больше не удастся.
Ветер выпроводил дождь в другую часть мира. Теперь до Джейн не доносились ни шум уличного движения, ни звуки из соседнего номера – южнокалифорнийский улей замер в ожидании рассвета.
Ее разбудил