«Чуть не выдала себя, дура».
Но к чему ей волноваться? Она никаким образом не может выдать себя, ведь у нее есть мощное оружие против всех Никитиных подозрений – ее облик.
– Прости, – выдохнул он, поворошив волосы, – прости меня… Ты поговоришь со мной?
– О чем? – Она смотрела на его кожаный ремень, опоясывающий джинсы.
– Как «о чем»? Обо всем.
– Надо было говорить об этом четы…
– …четырнадцать лет назад, – подхватил он, – знаю, Катя, знаю! Но дай мне объясниться, дай мне…
– Оправдать себя? – Вера, наконец, посмотрела ему в глаза. – Ты сам себя слышишь? Сам понимаешь?
Никита не выдержал тяжести ее взгляда и отвернулся. Вера внутренне восторжествовала, но негодование не отпускало ее.
– Просто интересно, – бормотала она, нервно стуча ногой, – что же можно было делать столько лет, чтобы не суметь найти хоть часок свободного времени для встречи с дочерью.
Это словно возмутило Никиту, потому что голос его повысился:
– Ты многого не знаешь.
– Да ну? Оно и понятно, ведь…
– Я писал твоей матери, когда ее телефон перестал быть доступен даже для звонков. – Отрезал он ровным тоном. Вера взглянула на него и поняла, что он рассержен, и это крайне ее удивило. На что он сердится, спрашивается? И какое право он имеет на это? Как только у него хватает совести себя защищать, отстаивать честь, высохшую слезами на ее щеках, которые она проливала ночами, когда его не было рядом?
– Да как ты смеешь? – Прошептала она, сжимая кулаки как для очередной атаки.
– Я звонил, вернее, пытался дозвониться, но твоя мама…
– Не звонил ты мне!
Никита оторопел.
– Я… я этого и не говорил. Я звонил маме.
Вера повернулась к нему спиной, чтобы не выдать себя прорвавшейся на лицо гримасой. «Проклятье!» – подумала она и чуть слышно стукнула себя по лбу.
Никита воспользовался моментом, чтобы незаметно сузить расстояние между ними. Когда Вера обернулась, он уже стоял на колене.
– Катя, – он тяжело сглотнул, – знаю, ты меня ненавидишь. И… и ты имеешь на это право. Прости. Я… прости. Мне так жаль, я…
Вера сама шагнула к нему, наклонилась так медленно, словно боялась спугнуть муху, за которой следила, и, глядя ему прямо в глаза, спросила вкрадчиво:
– Тебе жаль?
– Да.
– За что ты просишь прощения?
Он поколебался.
– За… всё.
– За что «за всё»?
– Катя…
Состояние ее достигло той стадии, когда тело перестает реагировать на негативные эмоции, кипящие внутри, но остается лишь что-то вроде зуда во всем теле – так зудят нервы уставшего от стресса организма.
Вера взяла лицо мужчины в ладони и, буравя его глазами, проговорила так же низко и ровно:
– Невозможно.
Никита все стоял на колене и смотрел ей в потемневшие