С тех пор уже никто не называл её Лизонькой. «Лизка!», – разносился теперь по дому по-хозяйски зычный теткин голос.
Не стало счастливой Лизоньки, осталась Лизка.
Лизка
«Тятенька, тятенька, возьми меня к себе!» – просила Лиза, веря, что отец жив. Ждала его каждый день, каждый час, каждую минуту.
Жизнь Лизы превратилась в ад. Утро начиналось в четыре, а день заканчивался поздним вечером, почти ночью. Она чистила коровник, убирала навоз, стирала, работала в поле. Ела то, чем кормили скотину. Все ее наряды носили двоюродные сестры.
А тут новое несчастье. Повадился к тетке активист-комсомолец из района (обидно, но его тоже звали Павел). Глаз на Лизку он положил еще при отце, но тот и близко не подпускал его к своей доченьке.
А сейчас девчонке уже 16 стукнуло. Красавица такая, что даже старые тряпки не могли скрыть стать, красоту, врожденную культуру, образованность. Приезжая к тетке, Павел пытался перехватить Лизу в темном углу, хватая девушку своими пальцами, похожими на сосиски, то за грудь, то за бедра, то пытался целовать слюнявыми губами. Это было противно, мерзко.
Лиза не понимала, что, вырываясь, царапаясь, ругаясь, она только возбуждала парня. И однажды утром в амбаре случилось то, о чем Лиза не хотела и думать. Никогда! До последних дней своей жизни об этом дне она если и вспоминала, то только с отвращением.
После случившегося «любезней» она не стала и простить Павла не смогла. Она уже не боялась, ей казалось, что ничего страшнее того, что с ней уже произошло, и быть не может. Она ошибалась…
На дворе стояла осень. В неказистой одежонке Лиза управлялась по хозяйству. Приехали вооружённые люди из райцентра и увезли её в чём была. Хорошо хоть ватник на ней был да теплые чулки.
Трудно сказать, что испытывала Лиза, когда её забирали. Скорее всего, это был страх. Липкий, душный страх.
***
Её не судили, не держали в тюрьме, не допрашивали – ее просто бросили в теплушку. Людей там было немного: старики, женщины и мужчины. Никто не знал, что их ждет – повезут их куда-нибудь или просто расстреляют? Кормили как скотину: брюква, репа, зерно, заплесневелый хлеб да ведро воды. Туалет – просто дырка в углу. Сначала все стеснялись друг друга: справляли нужду, прикрываясь хоть чем-нибудь. А потом уже и не стыдно стало.
В какой-то момент открылась дверь теплушки и солдаты что-то забросили в вагон. На первый взгляд показалось, что это просто мешок. Никто и внимания не обратил, а Лизу словно что-то толкнуло к этому грязному, окровавленному мешку. Оттуда неожиданно раздался стон, и Лиза узнала голос отца. Дрожащими руками развернула задубевшую от крови ряднину и перестала дышать, не веря своим глазам: в кровавом месиве