– Тоже верно.
– Прости, у меня сегодня день жалости к себе.
– Понимаю.
– Давай сменим тему? Хотела тебя кое о чем спросить. Вернее, о ком.
– Спрашивай.
– Несколько раз видела в поместье мужчину, блондина.
– С зелеными глазами? – перебил Данила, сжав руль.
Черт, он подумал об ухажере Юлии.
– Нет, с голубыми. Примерно твой ровесник, такой скандинав типичный, зовут Бера.
– Знаю его. Он аналитик. Консультирует, скажем так, Охотников иногда по… некоторым санклитам.
Я изогнула бровь, и Хан сдался.
– Да, по семье Драганов. И на этом давай свернем тему, Саяна.
Скрипнув зубами, пришлось согласиться. Слишком опасная дискуссия может получиться. Но мысли не остановишь. Что затевает Глеб? Неужели опять намерен что-то выкинуть? Мало ему прошлого раза? Он и так перевернул обе наши жизни!
Нога опять заныла. Я скривилась и потерла лодыжку. Да, распухла и отекла. Горячая на ощупь, пульсирует болью.
– Сейчас, потерпи. – Данила въехал в ворота поместья, остановил машину у выезда и, кинув ключи вышедшему нам навстречу механику, помог мне выйти.
Путь до дома пришлось опять проделать на его руках.
– И куда ты тащишь бедную стажерку? – полюбопытствовала я, с интересом наблюдая, как мужчина, не свернув на моем этаже, пошел по лестнице еще выше.
– К себе, конечно. – он действительно внес меня в свою комнату и положил на кровать. – Снимай туфельку, Золушка!
– Знаете, господин наставник, когда говорят, что шпилька – женское оружие, не только красота имеется в виду!
– Да уж, помню, как ты недавно мне в кадык заехала. – мужчина усмехнулся и сел рядом. – А, вот он! – Хан извлек из недр черного потрепанного пакета баночку с зеленым содержимым.
Квакнула крышка, и комнату наполнило редкостное зловоние. Из глаз потекли слезы. Привокзальный бесплатный туалет в провинции и то не так ужасно «благоухает».
– Ну, давай ногу, лечить буду.
– А гангрена не начнется? Уж больно запах подозрительный!
– Это конский бальзам. Мне знакомый в Петербурге делает. Поверь, утром и думать забудешь о лодыжке!
– Потому что нога отвалится?
– Доверься мне, Саяна.
Горан говорил также. Вот некстати вспомнилось.
Густо намазав многострадальную ногу вонючим кремом, Данила туго забинтовал ее.
– Вот и все. До утра не снимай, хорошо?
– Как скажете, доктор. А вечерняя тренировка завтра, кстати, будет?
– Если отек спадет.
– Хорошо. Спасибо, Данила.
Несмотря на протесты, он отнес меня в мою комнату и ушел, строго-настрого наказав лежать. Я честно пыталась болеть, как положено, но выдержала только час. Сначала решила переодеться, повесить платье в шкаф и собрать белье в стирку, чтобы чем-то себя занять. Потом как-то само собой получилось, что я уже в прачечной загружаю стиральную машину. Чтобы успокоить совесть, надо сказать, что