Седьмой от Адама. Владимир Резник

Енох плотно прикрыл дверь, зажёг ещё несколько свечей и подбросил дров в камин. Мастерская, она же лаборатория, была тесно заставлена всевозможными станками, станочками и приспособлениями. Тут стояли станки для работы по дереву и металлу, маленький печатный пресс и приспособление для шлифовки линз. В одном углу находился потухший кузнечный горн с вытяжкой, уходившей в стену, в противоположном – шкаф с химической посудой и верстак, на котором были аккуратно разложены инструменты. Между верстаком и стеной втиснуто небольшое бюро, заваленное книгами и листами бумаги, с чертежами и расчётами. В центре комнаты на треноге стоял большой, деревянный ящик с объективом. Гость, высокий мужчина средних лет с вьющимися рыжими волосами и властными манерами, достал из под плаща свёрток.

      – Вот. Это те доски, о которых я говорил. Я хочу, чтобы вы сделали из них одну стенку, а если их не хватит, то часть стенки. Короче, чтобы вы встроили их в аппарат.

      Енох с поклоном взял свёрток, развернул. В нём оказались два куска посеревшей от времени и непогоды некрашеной доски.

      – Князь Максимилиан. Я сделаю то, что вы хотите, но я ещё раз предупреждаю: я не знаю, какими именно свойствами будет обладать эта камера.

      – У вас же получилось с предыдущей. Та камера излечила и мою дочь, и ещё двоих. Их болезни перешли на дагерротипы, изображения почернели и исчезли, а люди вылечились.

      – Да, тогда получилось. Это была четвёртая камера, четвёртая буква алфавита: Далет – торжество жизни. Тогда всё получилось прекрасно, слава Всевышнему. Но тогда всё сошлось, совпало, все знаки: и Венера, и Четвёртый Аркан и, главное – я знал, что я делаю, и с чем имею дело. И дерево, дерево было правильным! Эти два куска целебного дерева Ним, его ещё называют Маргозой, привёз мне знакомый купец из Индии, а панель из рожкового дерева из Палестины, я купил у наследников одного рыцаря, участвовавшего в крестовом походе. Это дерево упоминается даже в Каббале, в книге Зоар. Оно нам недёшево досталось. Эта камера стоила целое состояние. Но она того стоила. А что это за доски?

      – Это два куска от доски с помоста, на котором стояла парижская гильотина. Та самая – на площади Согласия. На ней были казнены и Людовик, и Дантон, и Робеспьер. Эти сувениры стоили мне немалых денег.

      Енох отшатнулся, отбросил доски на верстак.

      – Князь. Это опасно. Мы даже представить не можем, что из этого получится! Какие жуткие силы мы можем разбудить. Я не буду из них ничего делать.

      – Не забывайтесь, Енох. Я спасал вас уже от и обвинений в колдовстве, и от отлучения от вашей синагоги, и от погрома, и от долговой тюрьмы. Вы многим обязаны мне, Енох. И мне может надоесть спасать еврея-чернокнижника. Сейчас не лучшие времена для этого. Вы знаете, какие антиеврейские настроения сейчас в Германии, и как относится церковь ко всяким алхимикам и колдунам.

      – Да, князь Максимилиан. Я всё помню. Я вам обязан. Я просто хотел вас предостеречь. Это действительно очень опасно. Но, раз вы