Больно…
Душно…
Я читала ему стихи,
А он хотел чего-то другого.
Он понял из них две строчки
И ещё одно слово…
И я ему разрешила
Погладить мои руки,
И поцеловать в лоб…
Но снова
Ему было мало!
И когда поняла я.
И встала.
Ушла.
Он сказал по-арабски
Что-то…
Может, с досады,
Грубо…
…Будь моим братом!
Скажи мне —
Что будет со мною
Утром…
К тебе
Как страннику полусожжённому
в пустыне дикой и слепой —
мечтается о чёрном омуте
с прохладной свежею водой;
как тянет губы пересохшие
приникнуть к чистому ручью;
и как гитаре грустной хочется
лишь к музыканту СВОЕМУ;
и как деревья терпеливые
растут, стремясь достичь небес —
так и меня незримой силою
влечёт безудержно к тебе…
Забвение
*** 19 лет. PETER. ***
Не мучай меня, Память, отпусти!
Ещё чуть-чуть – и кончится терпенье…
Я больше не могу с тобой, прости…
Пусти, пусти ко мне моё Забвенье!
…Оно войдёт походкою Петра —
так гордо, независимо и смело!
И мне вернёт религию Добра —
ту самую, что так душа хотела…
И будут в волосах его цветы,
какие вроде видела я где-то,
не помню только – где… Глаза светлы —
знакомого до боли цвета света…
И будет у него его лицо,
и ласковое, нежное дыханье…
Но всё это, Забвение моё,
как не проси тебя – оставишь в тайне…
Когда бы мог ты наслаждаться…
*** 19 лет. PETER.***
Когда бы мог ты наслаждаться
малейшей чёрточкой моей,
и, как ребёнок, удивляться
всему тому, что есть во мне;
в глазах увидеть цвет ореха,
и блики солнца в волосах,
и детскую наивность смеха
безудержного, на губах…
Когда б тебе моё дыханье
сказало больше, чем слова;
когда б тебе моё страданье
больнее было бы всегда;
одна б нас музыка вздымала,
и Дух Добра к себе манил —
о, как тогда бы целовала
тебя!.. Но если б ты любил…
Во всём тогда была б отрада!
Не приходило бы к утру
то чувство пустоты и ада…
То чувство, что теперь умру.
Объяснение
*** 19 лет. PETER. ***
все слова для него были ложны
и когда он сказал я люблю тебя
это вышло так неестественно
как бывает с одной лишь правдой
но вот что-то в ней ворохнулось
и царапнуло