– Так она же тут давно лежит, а райончик-то благополучным никак не назовешь – давно уже могли стащить все, что на ней было, – продолжал развивать свою теорию Артем. – Да и сами убийцы могли цацки поснимать… Или вот, на это взгляни, – приподняв посиневшую верхнюю губу убитой, Карпухин указал на ровный ряд белых зубов. – Ты у бомжей такие видел?
– Так она ж молодая совсем! – пожал плечами Егорыч.
– Да нет, вот же – вставка какая-то в зубе, не видишь, что ли?
Судмедэксперт нагнулся и пригляделся:
– Действительно… Похоже, страз какой-то?
– Так что, Егорыч, забудь о вурдалаках! – твердо заявил майор, кряхтя разгибаясь. – Должно быть другое, нормальное объяснение случившемуся. И я его найду.
– Так почему вы обратились ко мне, Артем Иванович?
Именно этот вопрос задал Карпухину Леонид Кадреску, когда майор заявился к нему в конце рабочего дня и попросил патологоанатома провести вскрытие погибшей девушки. Разговаривая с Андреем, Артем еще не знал, что скоро «всплывет» новое тело: до сих пор у него на руках имелись лишь отчеты Егорыча и другого патологоанатома, работавшего по трупу Киреева. Мужчины друг друга недолюбливали. Майор побаивался Кадреску, считая его странным. Леонид, с его высоченным ростом, худой, но со спортивной фигурой, смоляными волосами, каким-то непостижимым образом презиравшими законы всемирного тяготения и стоявшими торчком на голове, с его высокими скулами, производил впечатление привлекательного и весьма ухоженного человека. Однако его глаза портили это впечатление: широко расставленные, но глубоко посаженные, они были черными и бездонными, как Гримпенская трясина[3], и с ним совершенно невозможно было встретиться взглядом – создавалось впечатление, что Кадреску сознательно избегает зрительного контакта с собеседником. Уголки его широкого тонкогубого рта всегда были опущены вниз, словно патологоанатом испытывал презрение ко всем окружающим, независимо от их половой принадлежности, социального статуса и уровня образования. Артему порою казалось, что Леонид оценивает его умственные способности и его оценка отнюдь не польстила бы майору. Тем не менее, как ни крути, а Кадреску – гениальный патолог, которому вряд ли найдется ровня во всем городе, поэтому, как ни старался Карпухин избежать этой встречи, она была неминуема.
– Видите ли, Леонид, – ответил он на вопрос патологоанатома, – мне необходимо авторитетное мнение и «незамыленный» глаз.
– Что значит – «незамыленный»?
– Понимаете, наш судмедэксперт считает, что мы имеем дело с…
Кадреску ждал, и майору пришлось закончить фразу, хоть он и представлял, какой эффект произведут его слова:
– Короче, он полагает, что мы столкнулись с проявлением… сверхъестественных сил, – с трудом выдавил он из себя.
Выражение лица патолога, как обычно, ни о чем не говорило. Удивился ли он, посмеялся в душе, счел ли майора психом – это осталось