Да, теперь Зенэйс знала, как выглядит ее муж, когда влюблен, когда помешался от страсти…
И душа ее переполнилась завистью и ревностью, и ярость обуяла ее и помутила рассудок, и отныне ее целью стало извести Никарету, которая отняла у нее сердце Харизия.
Зенэйс не задумываясь пырнула бы девку ножом, опоила цикутой, продала с торгов, но она была слишком умна для того, чтобы так поступить. Убийства или продажи Никареты муж никогда не простит!
Конечно, дело можно было бы обставить похитрей и воспользоваться помощью опытной в таких делах знахарки, глотнув зелье которой Никарета тихо зачахнет, и никому даже в голову не взбредет, что смерть пришла к ней не по произволению богов, а по воле человека. Однако Зенэйс не сомневалась, что одуревший супруг будет свято чтить память поганой девки, да и вообще – в таком состоянии, в каком он находится, он способен перерезать себе горло, чтобы догнать тень обожаемой Никареты у врат Аида, и плевать ему, что на полях асфоделей[17] они будут блуждать, не помня и не узнавая друг друга!
Именно тогда Зенэйс бросилась в храм Геры просить о помощи. Однако богиня осталась глуха к ее мольбам. Возможно, в это мгновение она была занята тем, что сама пыталась справиться с какой-нибудь собственной соперницей, но Зенэйс от этого было ничуть не легче!
Она ушла в домашнее святилище Афины, какие имелись в усадьбах почти у всех добропорядочных граждан, которые весьма почитали покровительницу города, и рыдала там перед маленькой статуей мудрой и воинственной девы до тех пор, пока не заломило лоб и не зазвенело в ушах. И внезапно Зенэйс почудилось, что сквозь этот звон пробился чей-то голос, который произнес: «Алкиноя из Коринфа».
Зенэйс потрясла головой, но имя по-прежнему эхом отдавалось в голове.
Кто же она такая, Алкиноя из Коринфа?!
Раньше Зенэйс не задумываясь спросила бы об этом у мужа, который знал уйму всяких нужных и ненужных вещей, однако теперь она чувствовала: откровение, которое посетило ее, должно остаться от Харизия тайной. А потом вспомнила, что среди ее рабынь есть одна прачка, фиванка родом, которая была куплена после того, как побывала в рабстве именно в Коринфе.
И вот как-то раз, заглянув в прачечную – якобы затем, чтобы проверить, старательно ли стирается там белье, – Зенэйс, словно невзначай, спросила, не слыхала ли эта рабыня о какой-то Алкиное из Коринфа.
– А как же! – сказала фиванка. – В тех местах частенько рассказывали эту историю – в назидание хозяйкам, которые не хотели платить наемным работникам.
– Что?! – возмутилась было Зенэйс и уже хотела приказать высечь дерзкую рабыню, которая делает какие-то оскорбительные намеки… уж не на саму ли Зенэйс, которая не далее