Лоам становился выше, и я тоже. Лоам раздавался в ширину, я совсем отощал. Возможно, из-за отчаянной худобы я выглядел еще большим придурком, чем в начале учебы в этой школе. Женского внимания я уж точно не удостаивался, разве что маминого. Однажды я поймал на себе ее пристальный взгляд – это как раз когда я в рост прошел.
– Что ты? – спросил я.
– Знаешь, милый, а под этой ужасной прической и очками скрывается очень даже красивый мальчик.
– Все мамы так говорят.
– Не все, – высунулся из-за журнала «Новый ученый» папа. Он ненавидел свою мать.
– Я говорю не как мама, а как ученый, – сказала мама. – Ученые не склонны высказывать мнения и искажать факты. Это эмпирический факт: ты привлекателен.
– Уф, мама! – Я отмахнулся, но тут же пошел в ванную и стал изучать свое отражение в зеркале.
Глаза такие болотно-зеленые, проступили скулы и линия челюсти. Губы пухлые, девчачьи. Я был слишком худ, но по крайней мере стал уже достаточно высоким и мог бы посмотреть Лоаму прямо в его дурацкую физию – если бы осмелился. Волосы по-прежнему пострижены кое-как и слегка безумно. Мое отражение не показалось мне совсем уж гнусным, но ничего общего с Лоамом, а я именно его считал образцом красивого парня. Мы с ним выглядели как реклама спортзала, «до» и «после»: я – доктор Дэвид Бэннер, Лоам – Халк.
Все мои одноклассники проходили метаморфозу не менее драматичную, чем Халк. Разве что кожа не позеленела, но мы становились выше (я), шире в плечах (Лоам), голоса звучали несколькими тонами ниже (у всех). Лица, подмышки и яйца обрастали волосами.
И с девочками тоже случилось чудесное преображение – у них росли груди, натягивая джемпера с эмблемой Осни, и, должно быть, волосы росли тоже в тех местах, что мне еще не доводилось видеть. При мысли о том, где у девочек могут быть невидимые волосы, я потел и чувствовал себя как-то странно, и голова плыла, и это чувство мне одновременно и нравилось, и казалось противным. В жаркие дни или после спортивных занятий их настоящий запах – немножко отталкивающий, больше возбуждающий – пробивался сквозь все цветочные парфюмы и приторно-сладкие спреи, которыми девочки обливались с головы до ног; эти искусственные ароматы удушливым облаком выплывали из девчачьей раздевалки.
Миранда Пенкрофт расцвела краше прежнего и, что вовсе не удивительно, «встречалась» с Лоамом. Как и в Штатах: самая красивая чирлидерша выбирает первостепенного спортсмена – как правило, он же и первостатейная дубина. Вполне ожидаемо. Каждый выполняет свою роль, а я – свою. Не знаю, в самом ли деле Миранде нравился Лоам: пусть он и красавчик, но ведь туп, как табуретка, и едва ли общение с ним могло быть кому-то приятно. Тем не менее с виду это была сладкая парочка, и куда бы я ни пошел, они уже там, оплелись друг вокруг друга, целуются, треплют друг другу волосы, точно шимпанзе, выбирающие у сотоварища блох.
Я же дошел до отчаяния