третьем курсе Сережа стал посещать лекции по органической химии профессора Александра Ильича Ширяева. Неожиданно для самого себя он ими всерьез увлекся, особенно работами профессора с люминофором для создания люминесцирующих красок. Профессор сразу обратил на Сережу внимание, приблизил к себе и объяснил, что, если он будет так продолжать, его может ожидать большое будущее. Сережа и сам это уже чувствовал. Окончив с отличием университет, он сразу получил предложение от Ширяева – должность аспиранта в его лаборатории. Руководителем его диссертации будет он сам, Ширяев. Сережа ликовал: все, о чем он последние годы мечтал, становилось реальностью! Но тут жизнь внесла небольшую поправку. Когда диссертация была уже написана и до защиты оставалось чуть больше месяца, один из его приятелей, постоянно снабжавший его самиздатской литературой, дал почитать ему папку со стихами молодого и очень талантливого поэта Анатолия Бергера, приговоренного за свои стихи как за антисоветскую пропаганду к четырем годам лагерей, которые он сейчас и отбывал в Мордовии. На следующий день, после обеда, его вызвал к себе декан факультета. Перед ним на письменном столе лежала его папка, которую Сережа сразу узнал и которая еще до обеда лежала в его собственном портфеле. Он имел глупость взять папку с собой в лабораторию и утром полистать ее за своим столом. Кто это видел и потом вытащил папку у него из портфеля, он понятия не имел, да и не играло никакой роли – это мог сделать кто угодно: он был любимцем Ширяева, и к нему относились соответственно. Защитить диссертацию ему, конечно, не дали, но, как объяснил декан, благодаря профессору Ширяеву, который встал за него горой, он еще легко отделался: дальше университета это никуда не пойдет, а эта мерзость – имелись в виду стихи – будет просто сожжена. О работе в каком-либо московском НИИ, конечно, тоже надо было забыть, и пришлось ему возвращаться в свой Епишево, в химкомбинат, куда он получил распределение. Но профессор лично связался с начальником ЦЗЛ (центральной заводской лаборатории), своим бывшим студентом Геннадием Сухановым, и тот взял Нечаева к себе. Суханов убедил начальство дать Нечаеву полную свободу в работах над люминесцентными красками, которыми на заводе раньше не занимались. Сотрудники лаборатории единодушно решили, что такие привилегии начинающий инженер Нечаев получил только из-за особого статуса их семьи в городе, что сразу вызвало у сотрудников неприязнь, ну и опять же – зависть. С ним такое уже случалось в детстве. Но в силу абсолютного детского равнодушия к быту – подумаешь, особняк, у нас в коммуналке в тысячу раз веселее – неприязнь к нему одноклассников довольно быстро забылась, его признали своим в доску, а вскорости и своим вожаком. Сейчас же его одержимость в работе, его яркость, дружелюбие и остроумие многим сотрудникам были абсолютно безразличны, а вот собственный особняк в центре города и особое положение на работе – это уже совсем другое дело, с этим примириться трудно. Сотрудники эти были в лаборатории
