Lithium. Владимир Козлов

ненавижу русский рок. – Сидя на столе, Андрей катал ногой по полу пустую бутылку. – Ему давно пришел пиздец. Сегодня это слушать невозможно. Если кто-то говорит, что русский рок пошел от Галича или там от Окуджавы, то туда он и вернулся. Только в сто раз хуже. Ты, Рома, можешь мне говорить все, что хочешь, но ты меня не переубедишь. Все эти «Алисы», «Аквариумы», ДДТ – это обыкновенная попса. Для меня что ДДТ, что, например, Филипп Киркоров – одно и то же. Почти такая же попса. Только еще хуже. Потому что Киркоров без пафоса, его дело – зарабатывание бабла. А у этих пафоса выше крыши – «Мы вместе», «Мое поколение», «Революция».

      – Не, а мне это нравится, оно меня вставляет по-настоящему, – сказал Рома. – И вообще, пацаны, если не хотите со мной играть из-за моих музыкальных вкусов – так и скажите!

      – Успокойся, Ромыч. – Влад поднял глаза от осколка колбы на подоконнике. – Никто к тебе никаких претензий не имеет. Слушай, что хочешь. Я сам в свое время люто любил эти группы. Но тогда общее ощущение было другое. Мы жили в советской жопе, и вся эта музыка казалась глотком свежего воздуха. А сейчас все это уже не цепляет.

      – Потому и не цепляет, что все про деньги. – Андрей оттолкнул ногой бутылку. Она покатилась в кучу мусора, вспугнула крысу. – Может, раньше и по-другому было. Я не знаю. Я русский рок никогда толком не слушал. Только западный панк. «Sex Pistols», «Dead Kennedys», «The Clash». С пятнадцати лет.

      – А «Гражданская оборона»? – спросил Влад.

      – И «Г.О.» тоже слушал, да. Но это ведь не русский рок. К русскому року она отношения не имеет. Ты, Влад, «Оборону» ведь тоже котируешь?

      – Да, но вне связи с политикой. «Русский прорыв», баркашевцы, Лимонов – от меня все это супер-далеко. Для меня «Оборона» – это мерзкая гнусная дождливая осень восемьдесят девятого, дождь за окном и «Все идет по плану» из разбитого кассетника «Беларусь».

9

Оля

      В этот раз комната выглядела по-другому. Газеты с окна были сорваны, и видны были проезжающие машины и ноги пешеходов.

      Влад складывал в рюкзак книги – «Смерть в кредит», тома Борхеса и Кортасара без суперобложек, книги Набокова, Хэмингуэя, Ремарка, Бодлера, Рэмбо.

      Он сказал:

      – Я не могу работать в какие-то определенные часы, я не робот. Если я хочу написать песню, если она у меня придумывается, то я иду и пишу песню. И все по хуям.

      – Я тебя понимаю на самом деле. Но это невозможно. В смысле, это невозможно жить в реальном мире.

      – Я понимаю, что невозможно.

      – И где ты теперь будешь жить?

      – В клубе. Иван разрешил мне. Там есть комната с туалетом и душем. И я в ней могу жить бесплатно. А за это буду работать в клубе. Подметать, бутылки убирать.

      – А в чем разница? Ты мог бы продолжать дворником работать…

      Влад молчал.

      – А я надеялась к тебе переехать… Мои меня совсем уже задрали… Ладно, поживи пока в клубе. А я получу зарплату – и снимем комнату. Я с ними больше жить не могу.

      Влад вынул из гитары кабель, скрутил, бросил в рюкзак, сверху аккуратно положил «примочку».

      Я спросила:

      – А тебе,