И мы стали с ним ездить.
Его звали Сергей Михайлович. Чуть за сорок, русый, с веснушками на рабочих руках, очень пунктуальный и что самое главное – молчаливый. Управляя автомобилем, он как бы не присутствовал в нем, будто только физическое тело в салоне оставалась, тогда как душа в это время вылетала куда-то по своей надобности, оставляя на губах легкую улыбку.
Мы редко разговаривали. Но как-то он посреди поездки поблагодарил меня.
– За что?
– Теперь моя Настя может оставить только одну работу.
– А сейчас она на скольких?
– На трех… – В его глазах было столько любви, что я невольно представил себе милую женщину лет тридцати, в сарафане в пол, с русой косой до пояса, стеснительную и покорную…
– Не за что, – ответил я.
Мой новый водитель называл меня по отчеству – Палыч, я его – Михалычем. Таксист показал себя легко обучаемым и вскоре работал уже как настоящий персональщик.
Через месяц мне пришло письмо, что в течение недели я могу получить свой автомобиль, и я радостно и с праздником в сердце торжественно объявил Михалычу, что он может получить новый немецкий агрегат и не использовать более личную машину. В ответ он лишь улыбнулся.
Когда мы выезжали из магазина, когда новенькая резина впервые коснулась московского асфальта, я вдруг испытал глубокое чувство мессианства. Я изменил жизнь человеку, подарив ему лучшую долю, а он, в свою очередь, освободит жену Настеньку от непосильного труда, и дети их больше не будут нуждаться.
Жизнь вошла в привычную колею. Я по-прежнему много передвигался по Москве, а Михалыч делал свою работу безукоризненно. Иногда я привозил домой женщин, но мой водитель ни разу не пошутил на эту тему, и, когда я, бывало, говорил ему, что хороша была девка, он не реагировал – лишь опять улыбался. Через месяц я прибавил Михалычу зарплату, а еще примерно через столько же услышал от него такое:
– Слышь, Палыч, отпусти меня.
– Тебе завтра нужно или сегодня? – уточнил я.
– Совсем отпусти! – попросил водитель.
– Что-то случилось? Если нужна помощь – только скажи!
– Нет, Палыч, все нормально.
– Нашел другого, побогаче?
– Зачем ты так… Хочу вернуться в такси!
– Не понял, – удивился я. – Вчетверо меньше получать на своем драндулете?
– Не могу я… Как-то сподручнее в такси.
И я, не желая потерять такого нужного мне человека, которому делал только благо, принялся горячо убеждать Михалыча, что он совершает колоссальную ошибку, что судьба вряд ли выдаст ему второй шанс и его Настеньке придется опять вернуться на две дополнительные работы. Я чувствовал себя священником, наставляя на путь истинный совершающего ошибку прихожанина.
– Не сотвори глупость, Михалыч! – тихо и театрально произнес я.
– Прости, Палыч… Я отработаю две недели, не волнуйся…
Уже поздним вечером я вспомнил, что у меня есть его домашний