Послушав еще кое-что о генеалогическом древе Улитиных, Петр Ильич откланялся, оставив у своей родственницы самое благоприятное впечатление о себе и получив бессрочный ангажемент на ее посещение. Теперь кое-что прояснилось, улей – зимовье в лесу, глаз, надо полагать – окно. Клад должен был забрать Федор, но он исчез. Или наведался все-таки за сокровищем? Но ведь записка-то до него не дошла? Вопросы, вопросы…
***
Никита Бехтерев с младых ногтей пристрастился к охоте и рыбалке – охотником был его отец. Правда, и добыча прежде была совсем другая, и платили за нее как следует. Отец давно уж на пенсии, а Никита, до последнего, как и он, работавший в охотхозяйстве, остался при своем интересе, когда хозяйство это приказало долго жить. Никита продолжал охотиться, но времена теперь были уж не те – соболь тянул примерно на пол-ящика водки – в лучшие времена его можно было приравнять к трем ящикам, и при этом без конца просители клянчили продать хоть одну шкурку.
– Никита, ну оставь одного соболя для меня – клянчил кто-нибудь из знакомых – что тебе стоит? Расплатимся, не сходя с места. Друг ты или не друг? Жена проходу не дает!
– Оставлю – обещал Бехтерев, если очередь за шкурками к этому моменту скапливалась небольшая. Если большая – не обещал, говоря: «там видно будет». При таком ответе, чувствуя тайные происки охотника, просители пробовали добиться желаемого через его супругу, рассчитывая на ее мягкосердечность. Конечно, это не всегда помогало, потому что заставить мужа мотаться по тайге круглые сутки Наталья не могла. Сейчас мехов в продаже хоть завались, на всякий вкус и кошелек. Откуда вся эта напасть? Белка нынче за пушнину не считается – за шкурку едва ли выручишь эквивалент одной бутылки. Не то чтобы Никита Иванович был большим любителем горячительных напитков, просчитывая прежние и теперешние цены в водочном исчислении – просто другой более определенной единицы измерения не было, разве что хлеб или сахар. Нынче охотник не фаворе. Конечно, постоянно были дома мясо и рыба и семья в составе его половины Натальи и дочек Юльки и Дашки на скудном пайке не сидела. Но этого же мало – жену и детишек надо было одевать. Правда, Наталья работала воспитателем в детском саду Березовки, только зарплата – на два ящика средней водки. Или, если угодно – на триста буханок хлеба или на унты младшей дочери, на больший размер уже не хватало. Наталья еще участвовала в народном крестьянском ансамбле работников детсада, играя на пиле, но за это ничего не платили. Наградой были лишь аплодисменты во время концертов, в которых неизменно принимал участие ансамбль со своими деревянными ложками, трещотками и пилой. Для повышения уровня жизни семейства, а также, чтобы не прослыть тунеядцем, хотя такого понятия в демократическом