На вулкане Олимп – углекислый парламентарий.
И казалось бы – к черту тоску, живи да живи —
Только падая навзничь в присыпанный пылью кратер
Я не думал о смерти, ни, Господи, о любви
На табло засияло: ИСПОРЧЕН РЕГЕНЕРАТОР.
Мне не встать – сервопривод убит песком.
До сигнала тревоги не менее пары суток
И запуталась мысль за внезапно седым виском:
– Я погибну от жажды – не злейшая ли из шуток?
Сорок восемь часов. Мне мерещатся устья рек,
Переливы росы и тугие от сока стебли.
Хрусталем родника – мой божественный оберег
И сияние брызг на турнире командной гребли.
Девяносто часов. Я практически полутруп.
Я не помню, спасатели ли? Марсиане?
Только весь в паутине тончайших, прозрачных труб
Я лежу в неглубокой, как будто стеклянной ванне.
А вокруг – Святый Боже! – прозрачнейшая вода!
Я не видел лица, но мне голос шепнул: – Не верьте,
Если скажут: «Любовь убивают твои года»,
Ведь любовь – это то, что спасает Тебя от смерти.
Я не знаю кем был мой таинственный визави
Но когда-нибудь точно я расскажу однажды:
Умиравший на Марсе без капли земной любви
Мне казалось, что я погибаю от смертной жажды.
Самый на Марсе
– Знаешь ли ты, мой внимательный наблюдатель, я исполнил все свои мечты. На рассвете может быть, или на закате – сложно разобрать, я обрёл свою сущность, я стал самым особенным из своего рода. Я стал твоей загадкой, я стал твоим щекочущим чувством предвкушения открытия, я стал твоим лучшим сном, и я стал твоим худшим кошмаром. Ты будешь переживать за мое существование больше меня самого, и ты будешь жалеть о том, что сегодня заметил меня в свой телескоп. Извини меня за это.
И полупрозрачное творение рук человека продолжило свою исповедь:
– Я родился на берегу великого Ганга, на небольшой фабрике, – грязной, зловонной, без стёкол, с зеленой краской на стенах, изъеденной до бетона кислотами. Во мне смешан весь яд человечества, все ненужное, все необдуманное и совершенно опасное. И у меня были тысячи братьев-близнецов однодневок.
Нас порождали не ради пользы общества, а для уничтожения всего сущего. Эта односторонняя война вошла в историю нашего народа, как заговор Полиэтилена.
Стратегически мы расползались по планете, миллиардами пакетов клали свои жизни, лишая землю плодородия и животных, мы ловко захватили океан, и даже далекий сводный брат покорил Марианский желоб.
А моя жизнь началась иначе. Маленькая индийская девочка, с изумрудными, запавшими от недостатка пищи, глазами, подняла меня с земли. Торговец риса брезгливо отбросил меня накануне, на мою левую ручку не хватило шва сорокалетнего конвейера, и я не имел ценности для него, я был рожден бракованным.
Эти грязные ладошки на моих