Странное исчезновение
Утром, в десятом часу, когда уже надо было собираться и ехать на Игру, в семье инженера Дубяги случилась очень странная и крайне досадная пропажа. Ещё вчера вечером, казалось бы, всё было в порядке: переписка со Студией и, самое ценное, приглашение на Игру благополучно лежали в ящике письменного стола, в жёлтой папке. И, что характерно, самим же Дубягой оно было положено поверх всех остальных документов, специально на самом виду. А сегодня этого приглашения в помине не было, будто его черт проклятый языком слизал! Эта дикая, непостижимая пропажа выбила сразу же всех из колеи, но на Дубягу она подействовала особенно, как если кто-то взял бы да и хватил его ни с того ни с сего по голове дубиной. И, разумеется, такой удар не мог закончиться для него ничем, так, только небольшим психическим расстройством, но произвёл на Дубягу самое тяжёлое и даже, можно сказать, плачевные воздействие. Потому что после всей этой суматохи, расспросов и самых тщательных поисков, какие обыкновенно сопутствуют всем подобным случаям, он, добравшись кое-как до спальни, как был в своём парадном костюме, в котором собирался ехать на Игру, так и рухнул на неё, не имея уже сил ни на что другое. Впрочем, он успел при этом положить на лоб свой носовой платок, предусмотрительно им самим смоченный в воде. Обретя в этом положении некую устойчивую и соответствующую его внутреннему состоянию позицию, он начал тихо стонать, усугубляя и без того уже тяжёлую домашнюю атмосферу. Эти стоны немало удручали его жену и малолетнего сынишку, тоже, кстати, достаточно испереживавшихся из-за такого внезапного крушения всех их планов, связанных с долгожданной поездкой на Игру.
Такое демонстративное проявление слабости и смятения чувств, свойственное более женщинам, нежели мужчинам, для человека стороннего могло бы показаться довольно странным. Однако для тех немногих, кто был вхож в семью и знал, каким человеком был Дубяга, такое проявление слабости немало бы их изумило. Поэтому самое время сказать, хотя бы что-то, что влекло Дубягу в этой жизни и отчего эта потеря приглашения на Игру так подавляюще подействовала на него.
Увы, в своей основной профессии инженера-проектировщика систем водоснабжения и канализации Дубяга ничем особым себя не проявил, хотя, с другой стороны, чем бы и можно было бы себя проявить в этом безусловно нужном, но таком уж шибко приземлённом деле! Тем не менее со своими обязанностями он справлялся неплохо и каких-либо нареканий от своего начальства старался не получать. Но вместе с этим основным его занятием, поневоле необходимым всякому человеку для поддержания как себя самого, так и членов своей семьи, у Дубяги имелось ещё одно дело – не дело, а так, некое давно уже превратившееся в привычку увлечение.
О себе оно заявило ещё в его юные годы, когда однажды ему, ученику пятого класса, попался на глаза один из выпусков «Пионерской правды», и именно в нём-то он и наткнулся на некий ребус, который предлагалось разгадать всем любознательным пионерам. Некие подспудные силы, кстати, сидящие в каждом молодом даровании, толкнули его немедленно углубиться в это непростое дело со всем жаром ещё не растраченных молодых сил. Однако разгадать ребус сразу, одним кавалерийским наскоком, ему не удалось, потребовалось несколько дней и весьма напряжённых часов мыслительной работы, прежде чем ребус дался ему в руки.
Именно тогда и свершилось то чудо: он впервые ощутил тот сладкий вкус преодоления, неразрешимых препон, что и зародило в нём впоследствии злую лихорадку разгадывания всяких сложных загадок: шарад, чайнвордов, кроссвордов, а впоследствии и участие в викторинах и розыгрышах, где победители награждались весьма привлекательными призами. В этом непростом деле со временем он нашёл себе несколько единомышленников, таких же подвинутых на разгадывании всяких запутанных головоломок, с ними он и имел привычку теперь общаться, со вкусом и немалой пользой для себя проводя время в их узком кругу. Общение же с другими людьми, на что поневоле толкала его жизнь, было для него в тягость, и время таких контактов он стремился по возможности сократить. Эти обычные люди казались ему какими-то пустыми, а он всегда стремился с пользой проводить своё время.
В те тихие, спокойные годы заката коммунизма, лишь изредка нарушаемые яростным противоборством со странами капитала на фронтах государств, ещё не определившихся со своей принадлежностью к тому или иному лагерю, дух наживы и безудержное стремление к обогащению любой ценой были свойственны лишь незначительной части общества. Что касается Дубяги и его специфического увлечения, то оно, безусловно, как раз и таило в себе этот дух наживы, хотя в те бравые, уже уходящие коммунистические годы никак не могло заявить о себе в силу самой направленности общества к совсем другим целям и требовавшего от своих граждан скорее бескорыстия, чем скопидомства и обогащения. В последние же годы, когда общество красных флагов и многочасовых докладов стало всё более расшатываться, утрачивая былую требовательность к своим гражданам в отношении безоговорочного поддержания ими своих немеркнущих светочей, лихорадка обогащения начала быстро овладевать массами.
Тогда-то и у Дубяги с его высоколобыми