Ушаков замотал головой.
– Дайте хоть воды, начальник, – попросил он хрипло. – Чувствую, пропаду я тут с вами. Пришьете вы мне поганую статью, и полечу я на зону белым лебедем.
Следователь плеснул в стакан воды из чайника и протянул Ушакову. Он не испытывал к жулику ни малейшего сочувствия, справедливо считая, что вор должен сидеть в тюрьме. Дубровская, в свою очередь, была несколько озадачена упорством своего нового клиента. Ей казалось, что было бы разумнее частично признать вину и говорить об отсутствии умысла на причинение жертве телесных повреждений, тем более на сексуальное насилие.
– Спасибо за душевную чуткость. Сейчас я чувствую себя намного лучше, – сказал Ушаков и, видимо, от полноты чувств приобнял сыщика рукой за пояс.
– Отставить фамильярности! – возмутился следователь. – Если вы не хотите остаток следственного действия провести в наручниках. Нужно ценить доброе отношение и не злоупотреблять им!
– Слушаюсь! – ответил Ушаков. К нему вернулось бодрое расположение духа, а может, он просто оставил бесплодные попытки защитить себя. – Что вы хотите от меня еще услышать?
– Думаю, мы уже все услышали. Так и запишем в протоколе: «На ранее данных показаниях настаиваю, виновным себя не признаю». Но ничего, Ушаков, вот будут готовы результаты экспертизы, вы у меня по-другому запоете! Ваши пальчики как пить дать обнаружат на ноже.
– Давайте подождем результатов экспертизы, начальник. Зачем торопить события? Жизнь полна неожиданностей.
– Конечно, подождем, Ушаков. У нас с тобой в запасе лет десять точно есть.
– Типун вам на язык! Злой вы человек, начальник. Кстати, не потеряйте, что-то у вас там торчит из кармана. – Ушаков похлопал себя по бедру, призывая сыщика сделать то же самое.
Действительно, серые шерстяные брюки дыбились бугром в районе кармана. Даже Дубровской был виден белый уголок какого-то объемного предмета.
– Уймись, Ушаков! – огрызнулся следователь, но руку к карману все-таки приложил. Через секунду он вытащил оттуда квадратный кошелек из белой кожи с крохотными розовыми горошками по фону.
На лице следователя отразилось искреннее недоумение, если не сказать больше – ужас.
– Черт возьми! Как эта штука попала ко мне в карман?
– Действительно, начальник, – поддакнул не менее удивленный Ушаков. – Сдается мне, что это не ваша вещица.
– Сам вижу, не дурак. Это женский кошелек.
– Вот незадача! Как женский кошелек мог попасть к вам в карман?
– Ума не приложу! – бормотал перепуганный следователь.
Дубровская взирала на эту картину в немом оцепенении. Она что-то сказала, прежде чем поняла, что ее губы шевелятся, не произнося ни звука.
– Это мой кошелек, – произнесла она через силу. – Посмотрите, у меня даже сумка такая же.
Действительно,