Игра с огнем. Наталья Тимошенко

покинула магазин, возможно, зашла куда-то пообедать… Кстати, надо попросить Подгородцева раздобыть выписку с ее счета, чтобы узнать, где именно она была. Наверняка Инга платила не наличными, а картой. К убийству Соболевой эта информация едва ли имеет отношение, а вот к исчезновению самой Инги – вполне может. Вдруг официанты ее вспомнят и скажут, была ли она одна или с кем-то встречалась? Что если у нее был, например, любовник, у которого она может сейчас прятаться? Или подруга, о которой не знал муж? Правда, ни Виктория, ни вторая лучшая подруга Инги о третьей ничего не говорили, но даже лучшие подруги не всегда все знают. Но вот с мэром этими мыслями лучше не делиться.

      Когда Максим вернулся в дом, оставшиеся там стояли с крайне озадаченными лицами и смотрели на Ирину, а та казалась растерянной и возбужденной одновременно. По раскрасневшемуся лицу было понятно, что она пыталась доказать мужчинам что-то такое, с чем они никак не могли согласиться.

      – Что случилось? – мгновенно заинтересовался Максим.

      Следователь хмуро посмотрел на него и ничего не ответил. Ирина тоже молчала. Сказал Дима:

      – Ирина утверждает, будто в доме нет вообще никаких отпечатков пальцев.

      – Немного не так, – поморщилась Ирина. – Есть несколько отпечатков на ручке входной двери и отпечаток ладони на стене в гостиной. Принадлежат одному человеку, но не Соболевой. И все.

      – В смысле все?

      – В прямом. Весь дом стерилен, как операционная. Гостиная, спальня, кухня. Все предметы, поверхности. Поверь, я тут все облазила. Ни одного самого старого отпечатка, ни даже фрагмента.

      Максим непонимающе нахмурился, краем сознания отмечая, что теперь у него такое же лицо, как и у остальных. Предположим, Инга – или кто-то другой – вошла в дом, увидела на полу мертвую знакомую, от неожиданности схватилась за стену. Тогда найденные следы – ее. Предположим, убийца – если это убийство – заранее надел перчатки. Что было бы логично и предусмотрительно. Предположим, Соболева никого не водила к себе домой. Но где, черт побери, ее собственные отпечатки?