Поясница невыносимо болела. Смогла спустить ноги на холодный паркет, с трудом встала, пошатываясь, и побрела к сундуку, в котором хранила все свои незатейливые девичьи вещи. Каждый шаг сопровождался сильной болью, она едва удерживалась от того, чтобы не застонать. Наконец, медленно, щадя каждый воспаленный сустав своего тела, Доротея встала на колени, ощупав гладкое дерево сундука. Замок был вырезан. «Я так и знала», – вздохнула Дотти. Открыв крышку, она пошарила руками в темной, пахнущей жасминовыми духами, которыми щедро смачивал письма ее жених, внутренности сундука. Пустота. Только ее побрякушки, засушенные цветы, старые тетрадки и ноты… Но нет стопки, перевязанной белой атласной ленточкой. Убедившись в том, что письма исчезли, Дотти зарыдала, опершись на край сундука. Так ее и застала привлеченная шумом мадам Леннерт.
