ее тоже заморозили… Неужели восемнадцатилетней девушке на ее первом балу может что-то не показаться чудесным. Кавалеры приглашают ее один за другим. Томные, немного скучающие денди. Но вот перед ней толстяк в мятом жилете. Он так жалок, так неуклюж в сравнении с остальными. Он обнимает ее за талию и тихо шепчет на ушко, что маленькая леди наверняка в первый раз на балу. Его не проведешь, у него тридцатилетний стаж. Он-то знает, что очень скоро маленькая леди будет сидеть вместе с раздобревшими мамашами в золоченых креслах на возвышении и рассказывать всем, что какой-то нахал пытался поцеловать ее дочь на балу в клубе. А ее саму никому больше не захочется поцеловать. Лейле расхотелось танцевать. Все правда, но зачем же было говорить ей об этом. Чего он добился, злобный толстяк. Теперь она больше никогда не будет счастлива, подавленная горем, не сможет даже вежливо улыбнуться в ответ на приветствие. Разве только потанцевать в последний раз, самый последний. С королевской покорностью она возлагает руку на плечо молодому человеку с вьющимися волосами. Один поворот, ноги заскользили по паркету, и все смешалось – огни, азалии, платья, розовые лица
