– Пошли, покажем этой категории потусторонних людей, как мы на них смотрим! – с такой яростью сказал и посмотрел в темноту створа двери Секунд, что Алекс перепугался за тех, на кого сейчас Секунд вместе с ним вскоре посмотрят, и заодно совсем немного за себя. Ведь Алекс совсем не знал, как на всё это посмотрят те, на кого они с таким предосудительным взглядом посмотрят, предполагая, что им ничего хорошего от этого ждать не стоит.
Но к от души облегчению Алекса, всё прошло как нельзя лучше и незаметно для них, когда он вместе с Секундом, без всякого спроса и предупреждения, вначале отодвинули в сторону со своего прохода в одну из лоджий человека при дежурной улыбке и обязанностях, поддерживать в должном тонусе находящихся в этой лоджии людей важной наружности и при таких же связях, а затем проникли в глубину этой, до чего же вместимой и обставленной по высшему разряду лоджии.
А всё дело в том, что важные и представительные люди, всегда и во всех случаях придерживаются одного главного правила – это их должны все знать и не только в лицо (а это обстоятельство даёт большое пространство для манёвра и карьерного роста всем высокопоставленным лицам, перед чьими лицами, иногда, да появляется более высокопоставленное лицо, и не надо объяснять в каком качестве – и оно должно знать его и в это лицо), а вот они никого в упор не должны видеть, ни в коем случае не удивляться и вечно скучать. Что собственно и поспособствовало тому, что появление Секунда с Алексом в этой лоджии, никого не удивило и даже совсем ухом в их сторону не повело.
Ну а Секунд, видимо оказался не совсем готовым к такой скучной встрече, – он может ожидал, что на него сразу с захода прикрикнут, а ты кто ты, падла, такой? (и тогда бы он им показал, кто он и кто они все здесь такие перед ним), – и не нашёлся, что сказать, а убаюканный стоящей здесь атмосферой взвешенности, где каждое произнесённое здесь слово, неминуемо для кого-то, что-то, да значит, и оттого все разговоры здесь велись тихо, с расстановкой акцентов, потянув Алекса за собой, присел с самого краю, за спинами всё более и более важных людей.
А как только они сели, то за неимением других занятий, – а впереди находящиеся и всё закрывающие спины каких-то несомненно важных, раз они так насчёт себя считают, не скрывающих своих взглядов людей, не дают никакого пространства для манёвра, кроме как их слушать, – то Алексу с Секундом только и остаётся, как их слушать; но зато при этом они могут иметь на всё ими сказанное и на самих говорящих, подчёркнуто свои взгляды. И если Секунд имел в виду что-то подобное, когда говорил, что он ещё посмотрит на это потустороннее общество, то, как он не смотри на него, то этому обществу всё будет не чесаться спиной к этому его смотрению.
Между тем сидящая перед носом Алекса, чем-то неизвестным выдающаяся спина человека с лысиной, не может молчать, когда