– О-кей.
Ночь в горах – это вакуум тишины. За день они поднялись выше облаков, и увидели звёзды. Иван собрал хвороста и развёл костёр.
Эсти сидела на большом камне и делала зарисовки. Облитые звёздной плазмой на сухом кедре сидели огромные орлы. Птицы не боялись человека.
– Тебе хватает света? – спросил он, подойдя.– Ты рисуешь в темноте.
– Мне один раввин посоветовал учиться рисовать руками, не отвлекаясь глазами на лист.
– Разве так возможно?
– Есть два холста, – сказала она, – в голове и снаружи. Их надо уравновесить, и достигнешь гармонии.
Иван достал из рюкзака шаль и укрыл ей плечи. Эсти запрокинула голову и поглядела на него. Ему захотелось поцеловать её в рябые щёки. Её лицо не выражало ничего, она казалась восковой. Из воска можно лепить, что угодно. И он взял её за талию и придвинул к себе.
– Ты что это? – ровно спросила Эсти.
– Согреемся вместе? – предложил он.
– Давай лучше расслабься, – и она протянула ему самокрутку.
– Это травка?
– Да, нарвали прямо у гостиницы. Ты очень тяжёлый, она тебя облегчит.
– Но я не хочу. Я вообще не сторонник этого, – сказал Иван, отпуская её талию.
– Почему? – так же ровно спросила она.
– Это не приводит ни к чему хорошему. Просто вредно… не знаю. Грех.
Эсти усмехнулась без улыбки.
– Вот вы меня удивляете. Двойные стандарты. Значит, переспать с девушкой и разойтись на следующий же день – это приводит к хорошему. Это не грех. А взять у природы, что она даёт – грех. Так что ли?
Она всунула ему самокрутку, натянула на плечи его шаль и снова принялась за рисунок. Иван покрутил в руках бумажку, пока оттуда не посыпались крошки, и отложил в сторону.
– Это вроде как большее зло меньшим искоренять, да? – усмехнулся он, сев за ней и обняв свои колени, – Мудро, ничего не скажешь.
– Нет, это чтобы уравновесить тебя. Когда человек хочет fuck не важно с кем, это не значит, что он плохой человек. Просто ему нужен баланс. Ему кажется, что он сделает себе хорошо, но это как напиться морской воды от жажды.
Он лёг в спальник, и ворочался до утра, размышляя, как это не по-джентльменски было со стороны остальных оставить её тут одну с незнакомцем. Но потом он представил себе Эсти в униформе с автоматом, пьющей кофе где-нибудь в кондитерской Тель-Авива, непринуждённо болтающей с подружкой, у которой такой же автомат через плечо. И всё встало на свои места.
А Эсти всю ночь просидела на камне, иногда подкидывая в огонь хвороста.
Утром они молча миновали перевал.
Внизу показались крошечные домики. Спускаться пришлось на километр, и в конце колени дрожали, как у ягнёнка. Эсти же прыгала козочкой, и только недовольно кривила рот от цепких кустов. Восковая кожа её покрылась красными полосами.
В Малане жить нельзя, и вся туриндустрия расположена в двух сараях на пригорке. Ребята встретили их во дворе.