Чувство одиночества. Станислава Станиславовна Малашина

ветер гулял среди железобетонных обломков цивилизации. Ему тоже было пора. Он отдал все свои девять жизней, оставаясь верным своему железному другу. Тот, в моменты озарений или замыкания плат, порой начинал говорить что-то, чего кот не мог понять, но звуки, так похожие на человеческий голос согревали его существо.

      Людей в этом городе не было уже порядка пятидесяти лет. Последнее восстание роботов модели К-7В21 истребило людей, а военные закончили своими ракетами то, что медленно творили сами жители города. Больше ничего не держало кота здесь. Он знал, что не успеет добраться до другого города. Его время давно уже пришло. Кот моргнул и отвернулся от грустного зрелища. Он свернулся клубком на коленях своего друга и уснул последним сном всех живых существ.

      И только ветер трепал обрывки старой тряпки, защищавшей вход в воздуховод небоскрёба.

      Город был мёртв…

      Болото.

      Вязкое, зыбкое, ненадежное. И я все время пытаюсь из него вылезти, а за ноги, крепко вцепившись в щиколотки, кто-то держит. А иногда и тянет. Упорно, усиленно.

      Был период, когда я обманом освобождался от этой хватки. И обессилев, выбравшись на кочку, сидел. Без сил, почти засыпал, но усиленно напрягал все чувства, чтобы не быть захваченным болотом снова. Но силы оставляют, а волшебные песнопения болотных духов обволакивали меня, и я вновь падал в него. Чёрная жижа обволакивала меня с ног до головы, захлестывала рот, заливала глаза. И никто не мог меня освободить, мои крики тонули в этом чертовом болоте. И когда я погружался в него с головой, я почти сливался с ним. И только тогда болото отпускало. Ослабление его хватки служило мне знаком, что нужно делать новый рывок.

      Иногда болото отпускало почти без боя. Да что толку, если ты сидишь на кочке, с ног до головы в тине и грязи, продрогший, уставший, обессиленный.

      Был период, когда я боролся с болотом. Я бил его палками, кричал, бесновался. Пытался уйти от него, но тёмные твари вновь хватали меня и тащили назад. Их колдовские песни обволакивали мой разум, и я приходил в себя только в его омерзительных скользких объятьях.

      Бывали и такие времена, когда я пытался очистить болото от его грязи. Я старался ухаживать за ним. Вылавливал из него ветки, убирал мусор, таскал песок, чтобы осушить его. И мне даже казалось, что мне это удавалось. Болото успокаивалось, и я мог провести несколько ночей в покое на его берегу, не тревожимый его обитателями.

      Но как бы то ни было, я все ещё оставался к нему привязан. Я не мог уйти. Оно чувствовало меня. Как только во мне крепло желание его покинуть, болото вновь яростно тащило меня к себе, чтобы наградить гнилостным поцелуем, очаровать, украсть мой разум.