Повернулся ко мне, открывая лицо и сверкая черными глазами.
– И… и что делать? – я руки сильно сжала до боли в ладонях и пальцах.
– Свадьбу играть.
Угрюмо сказал он.
– Или бежать… но если поймут, что солгал, догонят и себе заберут. Что ждет тогда тебя, сказать не могу… но, скорее всего, позор и потеря младенца. Насильничать они вместе любят.
Отвернулся к костру и протянул к языкам пламени смуглые руки.
– Веру менять не заставлю и ни к чему принуждать не стану. Клятву я дал Аднану, что защищу тебя даже ценой своей жизни. Настал момент выполнять ее. Иначе мне никак тебя не спасти. Жизни тебе не дадут ни они, ни вся семья Аднана. Их матери со свету тебя сжить еще тогда были готовы. Неизвестно, кто яд подсыпал.
Я не знала, что ответить… во мне еще жило то самое равнодушие к собственной судьбе, к собственной жизни. Я не цеплялась за нее изо всех сил и иногда все так же до дикости желала уйти вслед за Аднаном к тем самым миражам. Только Джабира и встряхивала. Только она и держала меня на поверхности, не давая утонуть в черноте, которая заволокла все мои мысли после гибели Аднана.
– Я не настаиваю. Подумай. Время до утра у тебя есть… если не решишься, буду решать, где тебя прятать.
Он ушел к своим воинам под навесы, а я перевела взгляд на огонь, глядя, как он пожирает ветки, как беснуются ярко-оранжевые языки, сплетаясь друг с другом, и превращают в пепел дрова. Вот так и у меня внутри один лишь пепел остался. Хочется развеяться по воздуху и исчезнуть.
– Соглашайся, Альшита. Нет у тебя иного пути ребенка спасти и самой выжить. Растерзают тебя братья. Насиловать по очереди будут, пока ребёнка не выкинешь, а потом отправят в одну из своих деревень на потеху своим людям.
Старая ведьма подошла к костру и воткнула рядом с ним палки с разветвленными концами.
– Не знаю, на что решаться… не знаю, Джабира. Не хочу ничего. Только уснуть. Чтоб ненадолго не болело.
– Очнись! Жизнь продолжается. В тебе и вокруг тебя!
– Нет больше жизни. Есть выживание и эфемерное чувство долга, которое ты пытаешься во мне разбудить… а его нет! Понимаешь? Ничего вокруг нет. Пусто вокруг меня и вот здесь, – ладонь к груди прижала, – пусто и бессмысленно.
Я не хотела соглашаться, не хотела предавать Аднана этим согласием. Пусть спрячут меня где-то, а не смогут, значит такова судьба моя и я сама себе перережу горло. Я смогу.
« – Отвезу тебя в Каир, а потом вернусь – отрежу ублюдку яйца, чтоб не смел зариться на то, что принадлежит мне.
– А если он тебя убьет?
Спросила неожиданно, скорее, подумала вслух, и Аднан вдруг оторвал меня от своей груди, внимательно всматриваясь в мои глаза.
– И что? Разве не этого ты хочешь? Или боишься, что, когда меня не станет, твоя участь окажется еще более незавидной, чем со мной?
Несмотря на слова, которые он говорил, его пальцы продолжали перебирать мои волосы, словно жили отдельной жизнью от этих пронзительно ярких глаз, выражения которых я начала