– Если труп в театральном костюме лежит возле театра, что я должен был подумать?! – не удержавшись, выпалил Иван.
– А труп ли? – прищурился Твердовский. – Ты же, Ваня, знаешь, артисты – тот еще народец… Непростой, словом, народ. Скажи мне, только честно: тебя не могли попросту разыграть?
– И странгуляционные борозды на шее подделали? – вопросом на вопрос сердито ответил Опалин. – Слушайте, он не дышал и уже окоченел! Я вам точно говорю: там был труп… И тот, кто убил его, вовсе не дурак.
– С чего это ты взял?
– Когда я вернулся, исчезло не только тело. Помните, я говорил вам, что зажигал спички, чтобы его разглядеть? Так вот, догоревшие спички, которые я бросал на землю, тоже пропали. Кто-то очень заботится о том, чтобы не оставить следов…
Николай Леонтьевич поскреб подбородок и тяжело задумался. Сталин со стены смотрел на молодого оперуполномоченного взглядом, лишенным всякой симпатии, словно желал сказать: «Ну и влипли же вы, товарищ Опалин…»
– На бумажку эту мы должны дать ответ, – негромко проговорил наконец Твердовский, буравя Ивана взглядом. – Но ты же знаешь, какая у нас волокита… Неделю, я думаю, займет. А может, даже больше…
– Да, Николай Леонтьевич, – пробормотал Опалин, чтобы хоть что-то сказать.
– Если все обстоит именно так, как ты говоришь, речь идет об убийстве. Но мало убить кого-то и спрятать труп, потому что всегда есть родственники, коллеги, близкие люди. Кто-то из них обязательно обратится в милицию. Я распоряжусь, чтобы тебе давали знать обо всех пропавших, которые связаны с Большим театром.
– А может быть…
Опалин хотел предложить сразу же начать поиски в театре, руководствуясь соображениями, которые высказал Казачинский. Но Николай Леонтьевич, должно быть, умел предвосхищать мысли своих подчиненных, потому что сразу же категорично ответил: «Нет».
– Не подходи к театру, пока мы не будем стоять на более-менее твердой почве. Это же Большой, – многозначительно промолвил Твердовский, подняв указательный палец. – Ты знаешь, какие люди там бывают? Туда правительство на спектакли ходит. И маршал Калиновский, и сам товарищ Сталин, и… словом, много кто. Нельзя, понимаешь, просто так вломиться в театр и начать всех допрашивать. Основания нужны. Веские…
Опалин много чего мог сказать – например, что закон для всех един и что совершенно непонятно, почему можно, используя словечко начальника, вломиться на завод, когда ведешь расследование убийства рабочего, и нельзя трогать Большой театр. Но все глубокомысленные, остроумные и даже едкие реплики Ивана были бы в данном случае пустым сотрясением воздуха, потому что решительно ни к чему бы не привели.
– Как скажете, Николай Леонтьевич, – проговорил Иван после паузы, но все же не удержался. – В самом деле, к чему спешить…
Твердовский