– Этот ваш Голдштейн… который графолог. Не вызывайте его, иначе сильно пожалеете, – сказал я.
– Какой еще, к чертям, графолог? – возмутилась Мириам, как я и ожидал. – Голдштейн – специалист по экспертизе документов, ученый-почерковед!
Ответ был уже у меня наготове.
– Работа эксперта – определять авторство по образцам почерка, это научный анализ. Графолог же пытается толковать по почерку характер автора, а это уже гадание на кофейной гуще. Это все равно как христианский археолог откопает кости динозавра и клянется потом на Библии, что мир существует всего пять тысяч лет. Нельзя сидеть на двух стульях сразу. Не вызывайте его.
Я сел.
Ща точно вызовет.
Надменное личико Мириам исказила злоба. Судья покосилась на нее. Со вступительным словом защиты покончено. Пора обвинению выдвигать свои свидетельства. Я выбил Мириам из колеи. Голдштейн на сегодня, походу, – единственный свидетель обвинения в зале.
Она встала.
– Ваша честь, я вызываю доктора Ирвина Голдштейна.
Не ожидая столь рано услышать свои имя-фамилию, тот суетливо собрал свои бумажки, застегнул пиджак и стал пробираться вперед. Кривоватая улыбка у него на лице отнюдь не скрывала того, что добрый доктор малость на измене. Как-никак, самое крупное дело за всю его карьеру. Угу, а если мои труды окупятся, то и самое последнее. По пути к свидетельской трибуне он зацепился ногой за стул, покрепче ухватил рассыпающуюся папку. Экспертный отчет – это его скала посреди бурного моря, только за него и хвататься. Мог бы вести себя и поуверенней – отчет действительно точный, правдивый, хорошо написан, я ни слова в нем не оспорил бы.
Хоть никто этого и не просек, но ставил я на восхитительную предсказуемость Мириам. Юрист она действительно классный, в судебных битвах собаку съела. И поступит так, как я и сам поступил бы на ее месте. А лично я в такой ситуации сразу ухватился бы за резонный выпад оппонента, развернул направленное на меня острие в обратную сторону. Сам задал бы доку вопрос насчет графологии-графомании-почерковедения – аккуратненько, чтоб все выглядело естественно, обыденно, даже скучно. Дал бы ему обстоятельно выложить по этому вопросу все от и до, разложить по полочкам. В итоге смешал бы этот резонный аргумент с говном. Мириам сделает все то же самое.
На это и был расчет.
Глава 12
Голдштейну было хорошо за полтинник, и мне показалось, что «хорошо за полтинник» ему уже как минимум лет тридцать. Костюм на вид был даже постарше его, и, в дополнение ко всему, на нем красовался галстук-бабочка.
Он встал, чтобы произнести присягу. Постоянно поправляя съезжающие очки, старательно зачитал по бумажке слова, которые отправляли его прямиком ко мне в лапы. По ходу пьесы выдул аж два стакана воды – готовился к марафонской сессии за трибуной, приводил в порядок нервишки. На месте Мириам я с Голдштейном не затягивал