В четверть шестого он вышел в ванную и сполоснул лицо, потом обтер его полотенцем, глядя на себя в зеркало. Как и во множестве других случаев, он подумал: что особенного нашла в нем Дженни?
Ни одну из частей или черт его лица нельзя было назвать привлекательной. Лоб слишком широк, уши слишком велики. При отличном зрении левый глаз его слегка косил, и, разговаривая с ним, люди невольно переводили взгляд с одного глаза на другой, гадая, которым из них он смотрит на них, хотя смотрели оба глаза, и всегда внимательно. Улыбаясь, он становился похожим на клоуна, а когда хмурился, то своим свирепым видом мог бы вполне до смерти напугать даже Джека-потрошителя.
Но Дженни в нем что-то разглядела. Она желала, любила его и нуждалась в нем. Весьма привлекательная, она не придавала особого значения внешности, и это была одна из причин, по которой он полюбил ее, только одна из тысяч других, по которой ему ее так недоставало.
Он отвернулся от зеркала. Если можно чувствовать себя еще более одиноким, чем был он сейчас, да избавит Господь его от этой доли.
Он вернулся в палату, попрощался с безразличной к нему женой, поцеловал ее, еще раз вдохнул запах ее волос и вышел – ровно в половине шестого.
На улице, сидя за рулем своего «Камаро», Джек глядел на проходящих мимо пешеходов и проезжающих водителей с раздражением. Его соотечественники. Простые, добрые, вежливые, добропорядочные люди из честного мира, они отшатнулись бы от него с презрением и отвращением, узнай они, что он профессиональный вор, хотя именно по их вине, из-за того, как они поступили с ним и Дженни, он и стал преступником.
Джек понимал, что гнев и озлобление ничего не меняют, ничего не решают, а только ранят того, кто испытывает это чувство. Ожесточение разрушает личность, он не хотел озлобляться, но временами ничего не мог с собой поделать.
Позже, поужинав в одиночестве в китайском ресторане, он вернулся к себе домой. У него была просторная квартира с одной спальней в первоклассном здании на 5-й авеню, с видом на Центральный парк. Официально она принадлежала одной корпорации со штаб-квартирой в Лихтенштейне, которая оплатила квартиру чеком, выписанным на бланке швейцарского банка. За коммунальные услуги ежемесячно поступали взносы из «Банк оф Америка». Джек Твист жил в ней под именем Филиппа Делона. Для привратника и нескольких других служащих и соседей, с которыми он общался, он был эксцентричным отпрыском богатой французской семьи, человеком с чуть подмоченной репутацией, которого отправили в Америку не столько ради интересов фирмы, сколько для того, чтобы от него избавиться. Он бегло говорил по-французски и мог говорить по-английски с весьма убедительным французским акцентом часами, ни разу при этом не выдав себя. Конечно же, никакой французской семьи не было и в помине, а оба банковских счета тоже