Я заглянул в окно и увидел внутри тусклый огонёк, внутри было пусто, однако, когда я прислушался, я услышал тихие шаги. Сначала я подумал, что это какой-то заплутавший путник, который зашёл в чужой дом погреться, однако подёргав ручку, я убедился, что двери заперты.
Тогда я постучал в окно. На моё удивление в коридоре заморгал неровный огонёк свечи.
Стас
Металлический лязг открывающегося замка заставил меня насторожиться.
Однако человек, который мне открыл не вызывал каких-то особенных подозрений. Про таких на деревне говорят «пропойца». Одутловатое лицо, засаленная майка, которую в своё время так и прозвали-алкоголичка, спортивные штаны из которых откровенно виднелись синие трусы семейки, коричневые тапки. Мужчина недовольно мялся на пороге, потирая ладонью свою трёхдневную щетину.
Дисгармонией казались в его облике только золотые цепочки с полпальца шириной, коих у него имелось в наличии не менее четырёх.
Подняв на меня свои красные глаза, он ленно произнёс тем самым голосом, который все успели изучить в девяностых:
– Чего хотел?
Я попытался прикинуть, как бы мне не вывести его на эмоции, что в моем положении было бы откровенно глупо. Но в то же время я понял, что внятно объяснить цель своего визита, наверное, не смогу.
Поэтому я решил схитрить. Довольно невинное занятие, когда перед тобой стоит амбал, как будто-бы только что прямиком вернувшийся на машине времени из девяностых. Красное, пропитое лицо, заспанные глаза.
Внезапно и совершенно неожиданно он достал из-за спины вторую руку, на моё счастье там был отнюдь не добытый на складах шпалер со спиленным номером, частый гость сериальных детективов, а пучок какой-то зелени, который тот стал прямо на моих глазах жадно и беспардонно пережёвывать своими чернеющими зубами.
– Я пришёл осведомиться о судьбе Глафирьи Артемьевой. Я представляю общество Память Народная.
– Документ есть? – ощерился амбал, заставляя меня судорожно в уме перебирать варианты ответа.
– У нас есть только значки, документы есть у организаторов, можете поинтересоваться в справочнике… – Я надеялся, что мордоворот не станет копаться в тоннах макулатуры, обычно лежащей мёртвым грузом на нижней полке под телефоном.
Амбал махнул рукой, и сухо сказал:
– Пошли… Телефон все равно не работает, что мне толку от справочника.
Я последовал за ним. В доме было убрано, но обстановка казалась крайне бедной. Комнаты, по которым я шагал могли бы вполне стать экспонатами в музее «Так было в пятидесятых».
Серые скатерти без узоров, но с окантовкой, пошарпанные табуретки, в углу виднелась тёмная прокопчённая иконка.
Амбал пододвинул к себе табурет и сел напротив меня.
Пламя свечи то затухало, то снова выхватывало из темноты скромное комнатное убранство.
Немного