Так кто в теремочке живёт?
То самое бессмертное чувство «я», не знающее забвения и праха. Оно есть реальный осколок «бога», и живёт он в каждом. Разве что одни его гасят в зародыше, а другие постоянно придушивают: чуть дадут вздохнуть – и снова за нежное горлышко. При этом не забывают величать себя художниками…
А были ли настоящие? В том-то и дело, что почти не было. Я знаю тех, кто открылся творческому процессу полностью, кто верил в себя и подошёл вплотную ко мне, кто мечтал обо мне, но так и не осознал своих возможностей.
А почему же я называю себя Сочинителем?
Потому что я осознал природу и механизм творчества и овладел Художественным Методом.
(Для какого-то поверхностного читателя мои рассуждения выглядят сумасшедшими. Не без этого, не без этого, господа. Я с улыбкой смотрю на ваше возмущённое сознание. И, поверьте, делаю солидные усилия, чтобы говорить подоходчивей – жалея именно ваш сумасшедший интеллект. Пиши я только для себя, обрывался бы на полу-фразе и на полуслове. Вот тогда-то вы меня и поискали бы. К вопросу о саркастической усмешке.)
Куда же вливался неугасимый инстинкт веры? В тексты, конечно.
С появлением письменности утверждались и религии. Помимо действующих основных религий существовали тысячи верований, создавших модели устройства вселенной. Всё начиналось с многобожия (это стоит запомнить).
Нет сомнения, что греки уловили и одновременно предложили более верный вариант картины мира – со всей иерархией и борьбой богов, с их соперничеством и страстями. И именно это мировоззрение создало основу для развития всей европейской философии и утвердило плацдарм для творческих фантазий.
Каждый народ потенциально мог стать основателем «мировой религии» – развей он письменность и продержись с ней несколько веков. Но одни народы завоёвывали другие, ничего не успевало отстаиваться, а потом и вовсе пошло насаждение веры одних другим, т.е. чужие верования вытесняли развитие собственных.
Языческими называются все религии, где приносились богам жертвы. А разве в теперешних не приносятся? Одно дело, когда убивают несколько людей или баранов, ублажая «бога», и другое, когда жертвуют «заживо» всего себя и свою «душу» некоей силе абсолютно все верующие. «Бог» стал един, а жертв сделалось множество. Полюса поменялись. Не лучше – не хуже.
Тексты фиксировали изречения «пророков», которыми овладевал инстинкт веры. Не будь текстов – религиозная мысль не получала бы развития, терялась в поколениях и гасла. Но религии использовались, как способы охмурения и организации толпы, и одновременно являлись