Семья Коллинзов состояла из трех человек. Кроме Тома были еще его мама и его сводная сестра, Теодора, которая была на год старше брата.
Все они работали в небольшой таверне в одной из гаваней острова. Хозяин таверны, сеньор Лопес, взял мать Тома к себе в услужение, когда ее первый муж, отец Теодоры, погиб на дуэли. Второй ее муж, ирландец, скончался от лихорадки, когда Тому было всего два года.
Теперь же вдова целиком и полностью зависела от сеньора Лопеса, и бедной женщине приходилось уповать лишь на усердие своих детей. Жили они довольно неплохо: имели крышу над головой, каждый день получали еду и в лохмотьях не ходили, но, едва встав на ноги, Том каждую свободную минуту проводил на побережье, в надежде найти сокровище, которое освободило бы его семью от грубого хозяина.
Эта история началась в одну из темных сентябрьских ночей, когда на море вовсю бушевал шторм.
Том как раз закончил протирать столы и прикрыл дверь в заднее помещение, где сеньор Лопес ругал его маму за низкую выручку. Тому было прекрасно известно, что мать никогда и думать не смела о том, чтобы кого-то надуть, тем более их хозяина сеньора Лопеса. Каждую неделю она и Теодора мыли хозяину ноги, терли спину, стригли ногти и бороду, вылавливали в голове вшей. Они давали ему отвар из пижмы – от глистов, из душицы – для улучшения пищеварения и красное вино – для поднятия настроения.
– Уж кому, как не мне, знать про твою страсть к деньгам, – брюзжал хозяин. – Твое сердце гложет ненасытный огонь алчности. Ты ничем не лучше остальных, а твоя наглая девчонка скоро распугает мне всех клиентов своим острым языком и надменным нравом. Придется закрывать трактир и искать другие средства на пропитание. А уж что тогда станет с вдовой Коллинз и ее двумя щенками – только Богу известно!
– Что вы, сеньор Лопес, ваша таверна настоящее золотое дно, – возражала мать Тома. Стоя позади трактирщика, она расчесывала гребнем его шевелюру.
Сам сеньор Лопес, обложившись подушками, восседал в кресле, которое приходилось переделывать по три раза в год, чтобы уместить в нем весьма объемистую заднюю часть хозяина.
– Золотое дно, скажешь тоже, – пропыхтел испанец, расстегивая воротничок, – да что ты знаешь о расходах, которые мне приходится нести, а уж сколько моя таверна натерпелась от спекулянтов, и подумать страшно! Ко всему прочему Бог наградил меня слишком мягким и нерешительным нравом, чем ты и твое отродье пользуетесь почем зря.
Том возмущенно тряхнул головой и принялся водружать стулья на столы, чтобы вымыть пол.
– А твоей доченьке нынче снова вздумалось мне перечить, – продолжил Лопес. – Это мне-то, ее единственной защите от нищеты и болезней! А ведь я денно и нощно забочусь о ней, равно как и о ее матери и брате, этом чертовом ирландце, в чьих глазах живет сам дьявол. Клянусь, он дышит жабрами! Он так долго торчит под водой, что его и без того отвратительная рожа становится зеленой, как у жабы. Пригрел змею на груди, нечего сказать. Я теперь даже по ночам плохо сплю. Кто знает, что этому малому взбредет в голову, покуда добропорядочные люди почивают в своих постелях.
– Сеньор Лопес может спать спокойно, ему ничего не грозит, – попыталась утешить хозяина мать Тома.
– Нет, я не могу спать спокойно, – визгливо отозвался сеньор Лопес. – А хуже всего эти его истории, которые он мастак выдумывать. Ложь от начала и до конца. Стоит ему только открыть рот, как из него льется нескончаемый поток лжи.
– Том – хороший мальчик, и вы отлично это знаете, сеньор. Просто у него очень живое воображение, но это совсем не то, что ложь.
– Он – хулиган, а его сестра – наглая язва и вдобавок корчит из себя невесть что.
– Я поговорю с Тео, сеньор Лопес.
Мамин низкий спокойный голос, как правило, действовал успокаивающе на толстяка-хозяина.
Острый язычок Теодоры постоянно становился темой для подобных разговоров. И Тому это нравилось. При мысли о том, что его сводная сестрица скоро получит очередной нагоняй, у него тут же поднялось настроение, и, когда он шел запирать дверь таверны, на его губах играла улыбка.
– А ведь у нее-то был отец-испанец, – продолжал между тем Лопес.
– В этом-то и беда, – пробормотал Том. Он как раз собирался потушить свечу на стойке, когда в дверь постучали.
Том вздохнул и бросил взгляд на полоску света, отделявшую темную залу таверны от хозяйских покоев, где в двух массивных канделябрах всегда горели свечи, потому что хозяин боялся темноты и даже спал, вцепившись зубами в рукав своей ночной рубашки.
Том приблизился