По одному мановению Аретино молчаливые bravi[10] проникнут ночью в любой палаццо и… нет, не убьют хозяина, однако такого понаделают, что вспоминать об этом не захочет ни сам хозяин, ни тем более его жена и дочь… хотя, возможно, они-то как раз и вспомнят случившееся с удовольствием!
Но еще надежнее, чем bravi, служили Аретино его острый ум, острый язык и талантливое перо. Его сонетов-эпиграмм боялись самые могущественные люди! Цецилия знавала тех, кто говаривал, осеняя себя крестным знамением: «Dio ne guardi ciascun dalla sua lingna!»[11]
Да, Аретино был баловнем Венеции, он был всесилен, однако даже не в том дело, что Цецилия боялась его возможной мести. Еще больше она боялась его потерять! Начни она спорить – и его внезапная страсть к Троянде костром разгорится. Понятно – запретный плод сладок. Поэтому, неприметно переведя дыхание, чтобы избавиться от резкой боли в сердце, Цецилия произнесла – и только легкая хрипотца в голосе выдавала ее волнение и тоску:
– Ты получишь все, что хочешь, Пьетро. Сам знаешь – я не смогу тебе отказать. Но… ради Святой Мадонны – скажи, что ты в ней нашел?!
Пьетро медленно усмехнулся, взглянув на Цецилию. Ну конечно, от него-то не укрылась ревность, раздирающая ей душу. От него ничего не укроется! Вот ведь высмотрел розу среди полыни!
– Что нашел? – все так же дразняще усмехаясь, Аретино вновь взглянул в потайное окно, а потом заслонил глаза ладонью, как бы не в силах глядеть на солнце, и проговорил:
– Tы посмотри! Нет, ты только посмотри!
Цецилия снова припала к окну.
Дария сидела на мраморной скамье, откинувшись на спинку, и лениво плескала из кувшина воду себе на ноги. Ладонь еле двигалась; медленно, как во сне, падала вода с худых девичьих пальцев. Тонкие колени были вяло разведены, другая рука повисла вдоль тела. Если бы не размеренные всплески, можно было бы подумать, будто девушка спит. Было что-то обреченно-покорное во всей ее позе, в склоненной голове. Чудилось, это олицетворение ленивой неги, терпеливого блаженства.
Цецилия невольно зевнула, такая власть расслабленности исходила от этой картины. Пожалуй, подойди сейчас к Дарии мужчина, она и не шелохнется, пребывая все в том же состоянии полузабытья, несокрушимой покорности…
«Так вот в чем дело!» – вдруг осенило Цецилию.
Этим свойством она никогда не обладала, так же, как и терпением. О боже, да неужели именно это мечтает найти в женщине Аретино?
К изумлению Цецилии, Пьетро не кинулся в купальню тотчас же и не подмял под себя дремлющую девицу. Может быть, понял, что в этом случае не миновать скандала, да еще какого! Или уже тогда созрел в его уме лукавый замысел, который теперь начала приводить в исполнение Цецилия, ледяным голосом приказав сестре-воспитательнице Дарии тотчас после трапезы явиться в Верхний монастырь