Тридцать третий румб. Мария Голикова

старик и нахмурился. – Но того дня мне никогда не забыть… Мы кое-как пришли в себя после шторма, починили, что смогли, и молили Бога даровать нам добрый путь до земли – второй такой бури нашему «Любимцу Фортуны» было не выдержать… И вдруг ветер почти стих, и море покрыл туман – такой густой, что с кормы было не разглядеть бака[5]. Мы шли самым тихим ходом – ничего хуже нет, чем столкнуться в таком дьявольском тумане с другим кораблём… Тишина стояла гробовая, только на баке через равные промежутки бил колокол… Так прошло два долгих дня. А на третий в этой тишине мы услышали пение! Пели женские голоса неземной красоты. Мы бросились к бортам, пытаясь разглядеть, кто поёт, – но в тумане ничего не было видно, а голоса лились словно бы отовсюду, со всех сторон! Некоторые решили, что мы сами не заметили, как угодили на тот свет. А кто-то сказал, что это морские девы поют… Боцман принялся ругать туман. Его ругань нас отрезвила… Пение вскоре стихло. Из всей команды только Роберто не удивился. Он сидел у мачты и сплеснивал[6] верёвку. Слушал, поглядывал на море и улыбался, как будто хорошо знал эту песню.

      – И что было дальше? – спросил Марко сиплым голосом и глотнул вина.

      Все слушали затаив дыхание.

      – Пошли дальше… Ветер стал усиливаться. Мы надеялись к утру выйти из проклятого тумана на простор. Я отстоял ночную вахту и лёг спать. И вдруг проснулся, словно меня ткнули кулаком в бок. Посмотрел и увидел, что койка Роберто пуста и мешка с его вещами нет в кубрике! Я тихо поднялся на палубу, но не увидел его. Его не было нигде на корабле. Исчез, как в воду канул! И никто ничего не слышал! А наутро вахтенные рассказали, что вроде бы видели в море очень красивую женщину с длинными волосами. Она мелькнула в волнах и исчезла в тумане. Видать, этот Роберто прыгнул к ней, и она забрала его к себе навсегда.

      Я заметил:

      – Но зачем он тогда собрался заранее? Зачем взял с собой вещи?

      – Да, действительно! – удивлённо кивнул Марко.

      – Не знаю, – покачал головой Таддео. – Мы тоже ломали голову над этим. Решили, что он просто был не в себе. Правильно его звали Паццо! Корабельный священник не велел молиться за самоубийцу… А с тех пор, как Роберто Марино исчез с корабля, странности прекратились. Больше не было ни таких ужасных штормов, ни туманов, ни морских дев. Это всё его проделки, я уверен!

      – А его пророчество-то сбылось? – поинтересовался Марко.

      – Слово в слово, – кивнул Таддео. – Летом следующего года на нас напали пираты, и мне раздробило руку ядром. Я долго валялся в лихорадке между жизнью и смертью и вспоминал предсказание Роберто Марино. Думал, умру, но чудом выжил. Вернулся сюда, в родные места… Но, доведись мне выбирать, я бы предпочёл никогда с ним не встречаться. Как вспомню его глаза – в дрожь кидает.

      Всю дорогу до дома мы с Франческо проговорили о Роберто Марино. Он снился мне ночью, и я просыпался от его взгляда. И потом часто вспоминал этот рассказ старого Таддео.

      Как вы знаете,