– Веди меня, – хрипло выдохнул Рулад.
Меч царапнул по мозаичному полу, и звук напоминал холодный смех.
– Боюсь, это невозможно.
Канцлер задумчиво отвел взгляд и уже готов был отправить воина эдур восвояси; потом, видимо, решив, что это слишком, прокашлялся и сказал сочувственным тоном:
– Император настаивает на этой церемонии, как вы и сами знаете, и прошения занимают все его время, пока он бодрствует. Это его, извините за выражение, мания. – Он чуть поднял брови. – Как может верноподданный оспаривать любовь императора к справедливости? Граждане теперь его обожают. И видят в нем честного правителя, каким он и является. Такие перемены, надо признать, потребовали времени и серьезных усилий с нашей стороны.
– Я желал бы поговорить с императором, – повторил Брутен тем же тоном, каким уже произносил эти слова.
Трибан Гнол вздохнул:
– Вероятно, вы желаете лично представить доклад относительно куратора Кароса Инвиктада и его Патриотистов. Уверяю вас, я передал все отчеты. – Он нахмурился, потом, кивнув, добавил: – Очень хорошо. Я сообщу о ваших пожеланиях его величеству, Брутен Трана.
– Если необходимо, поставьте меня в очередь просителей.
– Этого не потребуется.
Тисте эдур разглядывал канцлера полдюжины ударов сердца, затем повернулся и вышел из кабинета. В большой приемной ждала толпа летерийцев. Десятка два лиц повернулись вслед Брутену, идущему через приемную, – лиц взволнованных, искаженных страхом, – а другие изучали тисте эдур равнодушными глазами: агенты канцлера, которые, как подозревал Брутен, каждое утро собирали просителей и вразумляли, как нужно разговаривать с императором.
Не обращая внимания на расступавшихся летерийцев, Брутен вышел в коридор, миновал лабиринт палат, переходов и галерей дворца. Он почти не видел других тисте эдур, не считая к’риснан Ханнана Мосага, которые, ссутулившись, обтирали плечами стену; в их темных глазах вспыхивала искорка узнавания, когда Брутен проходил мимо.
Брутен Трана прошел в ближайшее к реке крыло дворца. Хотя последствия наводнения, случившегося на ранних стадиях строительства, устранили с помощью хитроумной системы подземных опор, избавиться от сырости было, видимо, невозможно. В наружных стенах пробили проходы, чтобы обеспечить приток воздуха, однако в итоге заплесневелый сумрак лишь наполнился запахами речного ила и гниющих растений.
Наконец Брутен очутился на разбитой мощеной дорожке – слева в высокой траве гнили упавшие деревья, а справа виднелся фундамент небольшого строения. Заброшенность висела в неподвижном воздухе легкой пыльцой, и Брутен в одиночестве поднялся по тропе к краю пустыря, за которым возвышалась древняя башня Азатов, окруженная яггутскими строениями поменьше. На пустыре были расположены без видимого порядка могильные камни. Из наполовину закопанных урн, запечатанных воском, торчало оружие. Мечи, сломанные копья, топоры, булавы – трофеи неудач, чахлый железный лес.
Павшие