В половину первого ночи Виктор сел за руль. Бордовая «ауди» сотой модели, подчиняясь мимолетному желанию хозяина, пронеслась по железнодорожному мосту, пролетела улицу Кима и, не сбрасывая скорости, выскочила на Евпаторийское шоссе. В новеньком дисковом проигрывателе звучала классическая «Лабу-лабуда» старика Элвиса. Ритм вселил в Виктора чувство беспредельной наглости и безмерной значимости, и машина понеслась в открытом пространстве ночной трассы.
Однако очень скоро порыв угас. Напряжение суматошного дня дало о себе знать: машина убаюкала урчанием двигателя, шелестом шин, комфортным сиденьем. Веки отяжелели, глаза резало, мысли путались в первых бредовых признаках надвигающейся дремы. В пути Виктора спасали сигареты. Да и до села было не так далеко – полчаса хорошей езды, и вот он на месте. Почти.
Надо было закурить.
Пачка сигарет умудрилась нырнуть под сиденье. Придерживая руль, Ковалев пошарил рукой по полику – ничего. Наклонился ниже, сгибаясь в трехпогибельной асане…
По днищу вдруг зашуршало, зашелестело, будто тысяча щеток принялось чистить автомобиль, «сотка» слегка клюнула носом. Ковалев автоматически нажал тормоз, при этом хорошенько приложившись лбом о баранку. С соседнего сиденья с грохотом посыпались банки с пивом, прихваченные в дорогу.
– Да что ж это за хрень! – прорычал Виктор, хватаясь за ушибленное место.
Кое-как разогнулся, что, оказалось, сделать сложнее, чем отправиться на поиски сигарет. От удара усталость обернулась раздражением: все назло! Даже машина сегодня спорит с хозяином. Разразившись проклятиями, Ковалев отхлестал руль ладонями.
Отомстил – немного полегчало. Шипя сквозь зубы, ощупал место ушиба – горячая боль вновь привела в ярость, и на этот раз досталось приборной доске. Виктор вздохнул: нет, не имеет человек права на маленький кусочек счастья, если его с утра раздолбали на работе, жена устроила истерику с показным уходом «к маме», а вирус сожрал отчет в рабочем компьютере. Все не хватало времени на установку защиты. Так бывает: потом, потом – выходит суп с котом. Неприятности цепляются бездомными собаками, грызя измотанные нервы, и никому не придет в голову просто поинтересоваться: а пил ли ты сегодня кофе, Виктор Сергеевич? Как спалось тебе, дорогой? Или еще что-нибудь человеческое в этом роде.
Виктор собрал рассыпанные банки. С жадным желанием открыл одну, обливаясь пеной. Да черт уже с ним! И с тем, что оно, пиво, теплое. Черт с ним! Раз уж так поперло в тартарары – пусть прет дальше. Жаль, нет ствола. Настроение такое, что застрелился бы без сожаления. Только пистолет ночует в гараже, а стреляться лучше на рассвете, как и расстреливать.
В этом тоже не повезло.
Виктор откинулся на спинку кресла, чувствуя тяжесть нахлынувшей усталости.
Пистолет… Стрелять ему пришлось лишь однажды, спасаясь бегством от пацанов другой группировки. Стрелял Витек аж два раза: первый выстрел – с прищуренными от страха глазами – оглушил, пороховой дым полез в нос, заслезились глаза, потому второй выстрел