– Фи… – вытянул дудочкой губы Суслов. – Неужели так голову заморочила, что ты веришь?
– Володь, отстань…
– Мне-то что? Вот тебе… Я отстану… Только не верю: такая и не попадала в переплёт, к двадцати-то семи годам…
Он посмотрел поверх головы Ковальского и сказал, будто сам себе:
– Красота – штука непростая, гипнотизирует… Не ты первый…
Ковальский не нашёлся с ответом и сказал первое, что на ум пришло, чтобы только закончить ненужный, как он считал, разговор:
– Знаешь, однажды проверял себя на гипноз, некоторые до дури доходят, а я – ничего…
– Саша, а ты можешь ответить, кто ты? – Суслову что-то надо было уяснить.
– Не понял? – ответил Ковальский, открывая скрипучую дверцу шифоньера.
– Не могу привыкнуть… Ты, ну, прямо, не наш, не современный человек…
– Поясни, пожалуйста. Так сказать, транскрибируй!
Суслов помолчал демонстративно, затем растолковал:
– Очень просто: живём с тобой в одной комнате, а я ни разу не слышал от тебя мата… и вообще…
– И всё?!
– Нет.
– Ты ни разу не напился! Подозрительно! Это, ну, никак не укладывается в рамки нормального нашего социалистического общежития. Неуютно как-то. Если бы был из интеллигенции, сказал бы: ты какой-то рафинированный.
– Кончай обзываться.
– Слушай, а возьми меня с собой в деревню свою как-нибудь, а?
– Зачем тебе?
– Ну… – не сразу ответил Суслов. – Посмотреть, все у вас там самодостаточные такие, или как?
– Возьму как-нибудь, – пообещал Ковальский, а про себя заметил: «Поедем – покалякает с Проняем либо с Синегубым, они ему мозги поправят…».
…Когда Суслов вышел, Александр, сидя на койке, призадумался: «Что я знаю о Руфине? Всё… и ничего… Она не рассказывает, я не спрашиваю. Кто был до меня?.. Какое мне дело?.. Ясно, что она не избалована… Наедине неопытна и даже застенчива… Не вижу фальши. Зачем ей морочить мне голову, если говорит, что у нас ненадолго? Она не верит в моё постоянство, а не я… Вот как получается?..
Странно, – продолжал размышлять Ковальский, – я уж думал, что счастье меня обошло. Но жизнь непредсказуема! Какими путями, какими тропиночками нам по отдельности надо было идти, чтобы встретиться? Непостижимо!».
Он тихо встал, чтобы не потревожить Руфину. Четыре утра. Ночник мягким светом освещал волнующую фигуру, по плечи укрытую простынёю. «Похожа на уснувшую богиню», – подумал Александр, прислушиваясь к её мерному дыханию.
По-детски чистое лицо спокойно. Верхняя губа, чуть припухшая, изредка вздрагивала. Казалось, она сейчас, не открывая глаз, что-то скажет и, как это иногда бывало, тихо улыбнётся: «Не подглядывай, я сплю…».
Он тихо пересел в кресло.
«Странно. Когда смотрю на неё обнажённую, хочется одеть в шикарное старинное розового цвета платье с глубоким декольте и войти с ней в светлую залу, где стоит фортепиано. И она непременно должна запеть старинный классический